Книга Лесовик - Кингсли Эмис

– Интересное замечание. – Я не стал уточнять, что точно такая мысль, хотя и в менее витиеватой форме, приходила в голову всем, кто выслушивал эту историю. – Но в таком случае ему нужно было стоять совсем у другого окна, потому что отсюда невозможно увидеть то место около леса, где совершались убийства. Насколько мне известно, с этой стороны никогда ничего не случалось, по крайней мере ничего такого, что имело бы отношение к описанным событиям.

– Понимаю. Тогда позвольте мне сформулировать следующий вопрос. В заключительной части вашего удивительного, завораживающего рассказа, мистер Оллингтон, в той его части, которая касается появления данной… бестелесной фигуры, я заметил, что вы употребили прошедшее время, тем самым подразумевая, что эти… феномены также относятся к прошлому. Я прав? У меня правильный ход мыслей, сэр?

Органы речи у старика явно не поспевали за работой мозга.

– Вы абсолютно правы. За те семь лет, что я являюсь хозяином этого заведения, не было замечено никаких привидений, и люди, у которых я купил гостиницу и которые владели ей намного дольше, чем я, тоже никогда не видели ничего подобного. Они слышали, что престарелый родственник одного из их предшественников был напуган в детском возрасте чем-то, что могло быть призраком Андерхилла, но это случилось скорее всего еще во времена королевы Виктории. Нет, боюсь, что, если здесь и было когда-нибудь нечто такое, сейчас уже ничего не осталось.

– Ясно. Я читал, будто стены этого дома помнят по меньшей мере одно привидение, что, как понимаете… указывает на возможность существования по крайней мере еще одного, второго.

– Согласен с вами. Но в действительности ничего другого здесь не происходило. Несколько человек утверждали, что они слышали звук шагов, будто снаружи кто-то бродит по ночам и пробует открыть дверь или окно. Понятно, что в каждой деревне обязательно найдутся два-три типа, которые не откажутся от возможности чем-нибудь поживиться в таком большом доме, как наш, лишь бы только нашелся способ забраться внутрь.

– Разве никому не пришла в голову естественная мысль выглянуть и… узнать происхождение таинственных звуков?

– Как видно, не пришла. Они говорили, что им не понравился этот шум: тот, кто бродил вокруг дома, словно похрустывал и потрескивал на ходу. Я расспрашивал их, но больше ничего толкового не смог выжать.

– И этот… субъект тоже больше не наносит визитов?

– Нет.

Моя речь отличалась краткостью. Обычно я с наслаждением расписывал эту историю, но сегодня она казалась мне глупой: хотя и подкреплена в должной степени письменными доказательствами, но в целом – явный образчик стандартной приманки для клиентов. Мое сердце билось тревожно и неровно, и чертовски хотелось выпить. Одежда липла к телу, а влажная духота, казалось, усиливалась с наступлением сумерек. Проявив изрядное терпение, я выслушал дальнейшие расспросы, касающиеся главным образом документальных подтверждений моего рассказа. Я положил конец разговору, солгав, что из документов в моем личном распоряжении ничего нет, все материалы находятся в архиве графства, в городе Хартфорде. Последняя стадия нашей беседы сильно затянулась из-за привычки моего гостя делать многократные паузы в поисках словесных оборотов, еще более витиеватых, чем те, которые поначалу пришли ему в голову. Точка была поставлена, когда несколько посетителей в другом конце зала созрели до кондиции, требующей ознакомления с меню, и я направился к ним, выслушав перед этим благодарственную речь в несколько параграфов.

Пока я занимался выбором блюд с новой партией клиентов, пока нырял в буфетную, одолеваемый жаждой, и выныривал оттуда освеженным, пока совершал что-то вроде обхода боевых постов по залу среди обедающих, лицемерно соглашался, что уксусный соус для авокадо пересолен, и тут же выказывал готовность исправить положение (опробованные плоды пригодятся шеф-повару для завтрашнего салата к обеду), пока отвечал на телефонный звонок в своей конторке, отказывая какому-то пьяному студенту или преподавателю-социологу из Кембриджа в двухместном номере на эту ночь, и наливал жене, снова спустившейся вниз в очень даже прелестном серебристом платье, рюмку «Тио Пепе»,[2]стрелки часов добрались до двадцати минут десятого. Мы обычно ужинали в десять часов (если в программе вечера не намечалось какого-нибудь крупного мероприятия).

Я ждал в гости своих друзей – доктора Мейбери с супругой. Джек Мейбери был врачом и близким другом нашей семьи, а если точнее, тем человеком, общение с которым не выводило меня из себя. В том мизерном проценте земного населения, ради которого я оторвался бы от просмотpa плохонькой телепередачи, Джек котировался очень высоко. Перед Дианой Мейбери любое телевидение бледнело и тускнело, как перед высочайшим искусством.

Они приехали в тот момент, когда я опять находился за стойкой, разыгрывая предельную искренность перед одним музейным служащим из Лондона: обсуждалась третья позиция в списке самых дорогих кларетов как способ наилучшей траты его денег. Джек – сухопарая фигура, копна волос на голове, одет в мятый полотняный костюм песочного цвета – быстро помахал мне рукой и привычно направился в конторку, чтобы сообщить на местную телефонную станцию, где его разыскивать в случае чего. Диана присоединилась к моей жене. Сидя рядом в небольшой нише около камина, они являли собой впечатляющее и возбуждающее зрелище: обе высокие, белокурые и полногрудые, но такие разные во всем остальном, что их можно было бы поместить в какой-нибудь научный труд в качестве примера для иллюстрации тех огромных различий, которые встречаются между типами, сходными по своей физической основе, или, с большим успехом, в шведский фильм под грифом «Только для взрослых», в котором без долгах зачинов живописуется нагая любовь. Только идиот отказался бы от возможности лечь с ними обеими в кровать. Внешние несовпадения (у Дианы – стройная фигура, рыжевато-светло-каштановые волосы, карие глаза, загорелая кожа и резкая манера поведения, а рядом с ней – сила и округлость, пшеничная желтизна, голубизна и розоватая бледность, размеренные, твердые движения Джойс, моей жены) подсказывали, что имеются и другие различия, не менее замечательные. За последние несколько недель я несколько приблизился к осуществлению очень важной части всего предприятия: я уговорил Диану переспать со мной. Джойс ничего не знала об этом, как не догадывалась и о главном, еще более честолюбивом моем замысле; но когда я заметил, как они в нише обменялись поцелуями при встрече, мне стало ясно, что они всегда питали друг к другу сексуальное влечение. Или у меня просто разыгралось воображение и все неправда, одни лишь фантазии?

Хранитель лондонского музея, вняв моему совету и сэкономив одиннадцать шиллингов на кларете, повел себя довольно предсказуемо, заказав к десерту бутылочку шато-икема за 37 шиллингов 6 пенсов. Я кивнул одобрительно, попросил Фреда отдать необходимое распоряжение буфетчику, смешал для Дианы джин с лимонным соком, ее неизменный предобеденный напиток, и отнес стакан на их столик. Целуя ее, я искал губы, но наткнулся вместо них на ее щеку. Уже не в первый раз я отметил про себя, что перспектива беседы с этими двумя дамами воодушевляла больше, чем сама беседа. Когда подошел Джек, я еще не закончил развивать тему жары и духоты. Он поцеловал Джойс с той же фамильярностью, с какой помахал мне, входя в бар. Утверждали, что он заваливает в кровать очень многих своих пациенток, но, как большинство мужчин, о которых ходят подобные разговоры, он в целом не питал склонности к дамским компаниям.