Книга Гурман. Воспитание вкуса - Антон Ульрих

Когда перед королем встала дилемма, кому выдать из казны деньги, придворному или королеве, он, не задумываясь, выбрал последнюю. Однако же Людовик сделал благородный жест по отношению к маркизу, передав ему интендантство в Бордо, предварительно отобрав его у де Тремона, к тому времени выколачивавшего из крестьян подати с помощью придуманных им самим новых налогов, предварительно объявленных королевскими.

Возвратясь домой, маркиз тотчас направился в покои жены и пожаловался ей на превратности судьбы.

– Боюсь, ma cherie, что мне придется отвергнуть предложение короля. Работать – это ниже моего достоинства.

И тут Летиция в полной мере проявила свой ум, дарованный ей многими поколениями ловких и изворотливых Медичи. Маркиза отвела взволнованного мужа на софу, прижала его голову к своей груди, пикантно приоткрытой глубоким декольте, и нарисовала перед восторженным взором Жоржа вдохновенные картины сельской идиллии. Затем Летиция столь же красиво раскрыла мужу безмерные горизонты финансового восстановления семьи, открываемые должностью интенданта.

– И главное, mon amour, тебе не надо будет работать. Ты наймешь человека, которому передашь всю рутинную работу, а сам же будешь только представительствовать, представляя в Бордо власть короля. Ведь так Его величество сказал?

И маркиз де Ланж полностью согласился с супругой, а уже через год после переезда в родовое поместье Мортиньяков, окружавшее величественный замок и находившееся в каких-то десяти лье от Бордо, Жорж в своих нечастых молитвах искренне и горячо благодарил Господа за услугу, оказанную ему Людовиком. Единственное, что смущало благородного аристократа, так это намек на работу.

– Ах, как это пошло! – восклицал маркиз, сидя иной раз с супругой перед камином и гладя ее округлившийся живот. – Работать – как же это пошло! Будто я какой-нибудь мужлан-приказчик. Mon Dieu, а ведь скоро я стану отцом!

И Жорж нежно прижимался ухом к животу Летиции.

Работать у аристократов Франции считалось ниже собственного достоинства. Даже самый бедный граф или барон, у которого в кошеле уже и су не было, а вино и мясо он видел только в воспоминаниях, не замарал бы рук работой. Вот почему маркиз де Ланж и его супруга всячески старались выказать гостям свою принадлежность к самой верхушке знати, кичась своим происхождением и столь длинной родословной, что ее описанием на бумаге можно было покрыть дорогу от замка Мортиньяков до дворца Тюильри.

Поначалу маркиз де Ланж скучал, находясь вдали от шумного Парижа и блистательного Версаля. Сельская жизнь среди нескончаемых виноградников, столь прославивших провинцию Бордо, совершенно не прельщала его. Жорж еженедельно выезжал в город, дабы узнать, как его наместник справляется с обязанностями интенданта. Ознакомившись с делами и приняв от наместника условленное количество луидоров, собранных сверх обещанного государственной казне, де Ланж направлялся в маленький пыльный собор, находящийся по другую сторону центральной городской площади. Там он отсиживал воскресную мессу, ему ненавистную, но требующую обязательного присутствия интенданта и представителя короля. Затем маркиз шел обедать в самый роскошный ресторан города, стоящий на третьей стороне центральной площади. Там в отдельном кабинете его уже поджидал какой-нибудь кредитор, надеявшийся погасить очередной вексель маркиза, и если маркиз был в духе, а кошель его полон, то надежды кредитора сбывались. В противном случае де Ланж призывал своего верного слугу Люку по прозвищу Мясник, который одной рукой брал назойливого кредитора за шиворот, другой – за панталоны и вышвыривал, на радость и потеху публике, прямо на пыльную мостовую площади.

Люка Мясник начал служить Жоржу де Ланжу с самого приезда и поступления последнего на должность интенданта. Это был не только слуга, но и адъютант, оруженосец, нянька и сводник в одном лице. Огромный, выше любого жителя города на целую голову, огненно-рыжий, с таким красным лицом, словно с него только что содрали кожу, Люка был старше Жоржа на десять лет. Его мать, проститутка из местного публичного дома, утверждала, что отец Мясника – не кто иной, как гигантский борец-скандинав из цирка-шапито, ежегодно проезжавшего через город и дававшего всегда ровно десять представлений. Люка, воспитанный в публичном доме, среди вечной дневной скуки и бесшабашного ночного распутства, обладал огромной физической силой и приобретенным цинизмом. Мать, добрая душа, решила дать сыну нужную профессию, а оттого отдала его в помощники мяснику с рынка, раз в неделю наведывавшемуся к ней за определенного рода услугами. За это она обязалась предоставлять мяснику эти самые услуги бесплатно, а кроме того, выплачивать раз в месяц за обучение по шесть су. Когда мать состарилась, она имела порядочный капиталец, который выгодно вложила, купив сыну место на рынке у отошедшего от дел мясника. За это Люка обязался кормить, поить и ухаживать за матерью, а также выдавать ей ежемесячно все те же шесть су, в чем он и поклялся на воскресной мессе перед алтарем и ликом Божьей Матери, заступницы всех христиан.

И все у Мясника шло хорошо, да только он очень любил подраться. Часто дело доходило до драк, когда Люка напивался по пятницам в кабачке «Лоза и лев». Правда, многие боялись Мясника за его могучую силу, передавшуюся ему от циркового борца. Он мог запросто уложить коня одним ударом кулака в бок. Обычно, когда Люка напивался и начинал буянить, усмирять его кидались сразу десяток мужчин. Но и они не всегда справлялись с Мясником. Тогда на выручку приходил кабатчик, который знал, что, если он не вмешается, Мясник разнесет всю мебель в кабаке. Кабатчик выгадывал момент, когда мужчины вдесятером висли на руках пьяного Мясника, подбегал сзади и со всего маху ударял драчуна кувшином по голове. После этого Люка успокаивался, и, бесчувственного, его относили домой. Но однажды прием с кувшином не сработал. Видимо, голова Мясника привыкла к еженедельным ушибам и отказалась отключаться. Люка стряхнул висевших на руках, схватил кабатчика и со всей силы кинул его в пылавший камин. Кабатчик влетел в камин, пробил головой каменную трубу и застрял, распространяя вокруг зловонный дух горелых волос.

Люка Мясник был первым жителем Бордо, которого увидел де Ланж, въезжая в свое интендантство. Карета с маркизом и его супругой остановилась на площади перед помостом, импровизированным эшафотом, на котором осужденного Мясника должны были клеймить и затем отправить в каменоломни. Люка возвышался над толпой зевак, стоя в одной грязной рубахе, разорванной у ворота, в ожидании, пока палач на переносной жаровне накалит клеймо, неторопливо переворачивая его в груде углей.

– Именем короля приказываю вам остановиться! – звонким голосом крикнул де Ланж, почти полностью высовываясь из окна кареты.

Этот поступок иначе как мальчишеством назвать было нельзя, но маркиз хотел сразу показать жителям главного города провинции, что к ним прибыл новый хозяин, а потому ничего иного придумать не мог, как только с ходу вмешаться в процесс казни преступника.

Все разом обернулись. Судья, сидевший в первом ряду на обитой мягким войлоком скамеечке, привстал, поправляя изъеденный молью парик фасона позапрошлой моды и подслеповато разглядывая того нахала, который посмел отменить установленное наказание. Нахал между тем уже выскочил из кареты, легко вбежал на помост, оттолкнул толстого палача, попытавшегося было загородить маркизу дорогу, и встал перед Мясником.