Книга О любви - Виктория Токарева

Районная поликлиника — как вокзал. Минимальное количество времени на больного, потому что поджимает следующий. Тяжело вникнуть, и в конце концов тупеешь, и неохота вникать. Больные — горластые и настырные, качают правду. Их разверстый рот похож на хайло, печное отверстие. Хочется его заткнуть несвежим вафельным полотенцем. И вся эта музыка — за смешные деньги. В цивилизованной стране врач получает такую сумму за час работы. А здесь — за месяц. Да что сравнивать…

Единственный свет в окне — Артемьев. Он придет к ней вечером. Начнет рассказывать. И его глубокий голос будет тихо струиться, уносить в другую реальность. И ради той, другой реальности можно вытерпеть эту.

Роза терпеливо ждала: когда же иссякнет роман? Когда же Артемьев перестанет шастать на сторону? Но роман не иссякал, и даже наоборот — раскручивал обороты.

Артемьев, уже не стесняясь, жил на два дома, и даже существовал негласный график. Рабочую неделю он жил с семьей, а выходные проводил у Постоянки. У него все чаще мелькала мысль: пора бы определиться, прибиться к одному берегу. Но удерживала привычка бытия и купеческий закон: все наследство — детям.

Артемьев мог бы уйти в чем стоял. Постоянка не претендовала на наследство. Но тяжело обидеть Розу, оскорбить детей… Роза будет раздавлена. Дети унижены. И он сам тоже окажется раздавлен своей виной.

И еще одна причина. Для творчества не полезна душевная гармония. Необходим разлад души с действительностью. Разность потенциалов.

С другой стороны, Постоянка тоже могла поднять восстание. Она старела в любовницах. Не заводила детей. Года наплывали один на другой. А что впереди?

* * *

Однажды Роза стояла за спиной мужа и смотрела, как он одевается. Шарф. Пальто. Кепка. Отправлялся к Постоянке.

— Какая же она дура… — выговорила Роза.

— Почему? — удивился Артемьев. При этом не уточнялось, кто «она». И так ясно.

— Потому что ты не женишься. Ты нас не бросишь.

— Не женюсь, — подтвердил Артемьев. — Кто же бросает своих…

— И цветочка не купишь. И денег не дашь…

— При чем тут деньги?

— Значит, ни статуса, ни материальной поддержки, — подытожила Роза. — Тогда что же остается?

— Остается чистое чувство, — сказал Артемьев.

— Понятно… Любовь — морковь…

— Просто любовь. Без моркови.

— Я же говорила: дура…

Роза храбрилась. Но тряслась. Она продолжала стоять на оголенном проводе.

Артемьев вел себя нагло, потому что за ним была сила. Он — держатель денег. А кто платит, тот и хамит. И ничего с этим не сделаешь.

Роза ждала, что Постоянка допустит грубую ошибку, например: начнет закатывать скандалы. Артемьев не выносит скандалов. Или заведет себе другого, чтобы вызвать ревность. Ревность, как правило, подогревает чувство у всех, кроме Артемьева. Для него ревность — это недоверие. А недоверие убивает любовь наповал.

Однако Постоянка сидела тихо, ошибок не делала, в дом не звонила, денег не требовала. Если разобраться — идеальная любовница. Мало ли какая могла попасться, наглая и алчная…

— Ты должна ей молоко покупать, за вредность, — замечала Людмилочка.

— А мне кто будет молоко покупать? — вскидывалась Роза. — Сколько здоровья уходило на его пьянки-гулянки. И конца не видно. И под старость покоя нет. Когда же это кончится? — вопрошала Роза.

— Это кончится вместе с ним, — предполагала Людмилочка.

Что думала, то и говорила. Хоть бы наврала во спасение.

Роза отправилась к гадалке по имени София.

София раскинула карты, покачала головой.

— Скоро, скоро твое сердце успокоится, — пообещала она. — Возле червовой дамы смерть. Вот смотри…

Постоянка — червовая дама, поскольку блондинка. Возле нее действительно сплошная чернота: крести и бубны.

— Неужели помрет? — оробела Роза. — А когда?

— Это же карты. Здесь не написано. Скоро.

Роза щедро заплатила Софии за эту новость. Пошла домой.

Роза не была злым человеком, поэтому она не злорадствовала. Более того, она сочувствовала бедной Постоянке: молодая еще, могла бы жить и жить. Но судьба не дает слишком много одному человеку. Она подарила Постоянке большую долгую любовь, а за это отнимает жизнь.

Вот ей, Розе, судьба выделила унылую погоду, как в средней полосе: короткий день, беспросветная зима. На Розе природа сэкономила солнышко любви, поэтому Роза будет жить долго. Она природе не в тягость.

Так размышляла Роза по дороге домой. Она ехала на автобусе, хотя могла бы взять такси. А зачем тратить деньги? У денег глаз нет.

Роза приехала домой. Артемьев оказался дома, несмотря на субботу. Его лицо было желтым, как горчица.

— Что с тобой? — испугалась Роза.

— Не знаю. Я пожелтел… Наверное, что-то съел.

Розе стало ясно: гадалка перепутала. Черная карта относилась к трефовому королю.

* * *

Артемьева положили в больницу.

У него определили цирроз печени. А он ничего не чувствовал и не предчувствовал. Любил — и был счастлив. Работал — и был счастлив. Что же явилось причиной болезни? Может быть, подспудная вина… А может, просто компьютер дал сбой.

Казалось, что болезнь можно обмануть.

«Если дружно мы навалимся втроем, то тяжелые ворота разнесем», — сказала себе Роза.

И они дружно навалились: Роза, Людмилочка, полукитаец со своими немереными деньгами, старшая дочь и ее индус со своими целебными лекарствами и травами с самого Тибета.

Роза обеспечивала диетическое питание и возила в больницу. Базар, кухонная плита, кастрюльки, баночки.

Людмилочка — по связям с общественностью. Переговоры с врачами, доставание лучших специалистов, консилиумы.

Полгода семья кипела, как гейзер. Каждый день, каждый день…

Артемьев лежал в хороших условиях. Лечили его хорошо. Везде сплошное хорошо, единственное неудобство — посещения. Он не хотел сталкивать Постоянку с родственниками, и ему приходилось работать регулировщиком. Артемьев каждый раз выяснял: кто, когда, — и переносил Постоянку на освободившееся время. Если жена днем, то Постоянка — вечером. И наоборот.

Но однажды произошел сбой. Постоянка столкнулась с Людмилочкой. Они явились одновременно.

Постоянка растерялась и от страха проговорила:

— Здравствуйте…

— Здравствуйте, — спокойно ответила Людмилочка. — Давайте познакомимся.

— Елена Юльевна, — представилась Постоянка.

— Мила. — Людмилочка протянула руку. Последовало рукопожатие вражеских сторон.