Книга Постоянная Крата - Владимир Михайлов

Единственное, что нужно человеку нашего времени, чтобы с комфортом устроиться в любом обитаемом мире Федерации, это деньги. Ну, и еще, разумеется, ВВ-услуги: транспорт и связь. Остальное вам обеспечат на месте. Так получилось и на Трешке: я снял коттедж без хлопот и за смешные (по теллурским понятиям) деньги. На неопределенный срок, с обязательством предупредить о прекращении аренды за две конвенционных недели. И уплатил за полгода вперед: я рассчитывал, что за такой срок успею восстановиться до нормы – и (надеялся я) Лючана успеет тоже. Хотя в этом полной уверенности у меня не было: женщина остается женщиной, даже став классным оперативником, и к каким выводам и решениям она придет – ты можешь представить только, когда речь идет о работе, и никак не в состоянии, если дело относится к личной жизни. Нет, кто-то, может быть, и способен на такое – но, во всяком случае, не я.

Первые две недели на С-три я занимался только двумя делами: спал и бродил по лесу. И с каждым днем все больше хвалил себя за правильно сделанный выбор. Все, что растет на этой планете – деревья, кусты, травы, – имеет с теллурианской флорой лишь одну общую черту: у них тоже преобладает зеленый цвет. Все же прочее, начиная от структуры, отстоит от наших достаточно далеко. Во всяком случае, за эти две недели мне не удалось увидеть ни одного дерева и ни единого цветка, которые своим строением, формой и так далее ассоциировались с чем-нибудь привычным. Ни разу я не смог сказать себе: «Вот это сильно смахивает на нашу березу (дуб, клен, пальму, баобаб и так далее)». Зато не раз широко распахивал рот от удивления, пораженный той фантазией и хитроумием, какими обладает природа. Во всяком случае, так обстояло дело в средних широтах Трешки, которые я выбрал для проживания. Что же касается беспокойства со стороны соседей, то его не было – потому что не было и самих соседей; во всяком случае, в том смысле, какой вкладывается в это слово у нас. Не то чтобы этот край был вовсе необитаемым: еще в правительстве меня предупредили, что совсем недавно тут поселилась довольно многочисленная компания вроде бы военнавтов – наверное, прибыли, чтобы на покое провести отпуск после очередной смены. Однако от них меня отделяло что-то около тридцати километров – навты забрались почему-то в самую глушь, – а сокращать это расстояние у меня не было никакой охоты. Думаю, что и у них тоже – поскольку им, я полагаю, вполне хватало собственного общества, если учесть, что военные космические экипажи комплектуются военнавтами обоих полов на паритетных началах. Я искренне пожелал им всяческих утех и больше о них не вспоминал.

Но все-таки время от времени человеку бывает нужно пообщаться с кем-нибудь вслух – хотя бы для того, чтобы оценить всю прелесть безмолвного диалога с самым умным и приятным человеком во Вселенной – с самим собой, как вы понимаете. Язык, бывает, устает от молчания. Но это – дело поправимое.

Чтобы выйти из положения, я слегка напряг мой мик, объединив его усилия с возможностями здешнего компа, который, естественно, имелся в коттедже в числе прочих полагающихся удобств, и, немного попотев, за три дня сварганил виртуального собеседника, ничем вроде бы не походившего на меня самого; сочинил ему биографию, характер и все такое, чтобы было, с кем поругаться или, наоборот, совместно с чем-то согласиться, гуляя по окрестностям. Гулял он, конечно, в моем мике: для создания нормального фантомного тела пришлось бы вспотеть куда больше, а я все-таки хотел отдохнуть.

Собеседник – я дал ему имя и фамилию, и то и другое на букву «П» – сам не знаю, почему именно так, Приличный Парень, может быть, – так вот, этот ПП оказался не в меру любопытным и уже через пару дней стал надоедать мне сверх допустимого. Пришлось ухлопать еще три дня, чтобы спрограммировать еще одного мужичка – собеседника на этот раз для ПП, а не для меня. Этого я назвал ТЧ – Тихий Человек, допустим. Я замкнул их друг на друга, после чего смог по достоинству оценить наступившее спокойствие.

Когда пошла третья неделя, я решил, что процесс ознакомления с новым миром закончен и пора заняться каким-нибудь делом посерьезнее. Мысль мне понравилась. Единственным препятствием к ее осуществлению было то, что никаких настоящих, серьезных дел у меня здесь так и не нашлось. Ну ни единого.

Человек, как известно, отличается от прочего живого мира тем, что если всякое иное живое существо стремится приспособиться к окружающим условиям, к среде обитания, то человек, едва до него доходит, что он в иерархии творения является изделием номер один, начинает приспосабливать окружающую среду к своим представлениям о том, какой она для его блага должна стать. И, кстати, довольно скоро понимает, что совершает ошибку, может быть, даже роковую, – но уже не в силах отказаться от замысла. Я тоже, как я полагаю, человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Если среда не приспособлена ко мне – в смысле, она не предоставляет мне никаких стоящих дел, чтобы я мог ими заняться, – значит, я создам такие дела сам. Только и всего.

Я немножко подумал – и засел за сочинение подробного отчета о той операции, которая в архиве Службы носит невразумительное (как и все кодовые) название «Кольцо уракары». Я составлял доклад, стараясь восстановить в памяти до мелочей каждое событие и его участников, свои замыслы и результаты их воплощения – и тому подобное. И сразу почувствовал себя занятым человеком, раз и навсегда запретившим и ПП, и его собеседнику обращаться ко мне, пока я сам их о чем-нибудь не попрошу. Поскольку об уракаре они вообще ничего не знали.

Работая, сотворяя новый текст и возвращаясь к уже написанным разделам, я старался не думать о том, о чем размышлять было бы неприятно: что этот мой отчет никому не нужен, никто его не заказывал, никто не ждал и, если я так никогда его и не закончу, никто не почешется, потому что вообще даже не узнает о том, что такой отчет когда-то писался. То есть работа моя на самом деле представляла собой лишь довольно элегантную форму безделья; не зря бездельники, как правило, стараются выглядеть предельно занятыми людьми. Наоборот, мне удалось внушить себе, что на Теллусе, в Службе, не кто иной, как сам Иванос, барабаня пальцами по столу, в двадцать пятый раз нетерпеливо вопрошает: «Что, отчет еще не получен? Ну почему Разитель так копается?!». Таким способом я пришпоривал самого себя. И к середине третьего месяца жизни на Стреле Третьей почувствовал, что дело близится к финалу. При этом написанное мне даже нравилось. Я начал уже подумывать, что его можно будет использовать в качестве учебного пособия при подготовке молодых кадров в Службе. Оставалось дописать еще две-три страницы – или, как давным-давно сказал поэт, «Еще одно последнее сказанье»…

И вот тут-то я и скис. Совершенно неожиданно для самого себя.

Исчезли вдруг и желание, и умение эти две страницы написать. И не только написать, но даже и думать обо всем этом.

Не надо было долго соображать, чтобы понять почему.

Излагая события прошлой операции, я никак не мог обойтись без Лючаны, которая, как я уже упоминал, в те дни страховала меня и всегда появлялась на месте действия как раз тогда, когда было нужно, чтобы оказать мне необходимую помощь, а временами даже просто спасти мою жизнь.

И всякий раз, вспоминая и заново переживая минувшее, я видел и ощущал ее – и с каждым днем все меньше понимал, что же, в конце концов, произошло между нами и почему я здесь – без нее, а она там – я был уверен – без меня. Что за идиотизм!