Книга Патроны не кончаются никогда - Михаил Ахманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ставлю еврик против деревянного, что троих комиссар уже опознал, хоть были они безголовы. Своих кормильцев не забудешь! Но имелись еще двое у стойки и эта голая красотка из первичных. Ее голову подкатили к обрубку шеи, и медик, взглянув на зубки красавицы, повернулся ко мне и с уважением произнес:
– Первичная! Ловко вы ее успокоили, Дойч… Снести башку одним ударом! Давно я такого не видывал!
Щуплый инспектор – должно быть, Петренко, – обшарил мертвецов, а заодно кассу бармена и столик с жетонами. Главным вещдоком были валюта и рубли, а также снимки уцелевших челюстей – медик разжимал их особым ланцетом, фотограф давил на кнопку, и камера тихо жужжала, увековечивая мои труды. По-по в боевом снаряжении исчезли – должно быть, Фурсей убедился, что персонально ему ничего не грозит. Трое его сотрудников сунулись в коридор за занавеской и притащили мертвого парня – голого и плоского, как выжатый лимон, с отметинами от клыков на шее. Медэксперт его осмотрел, пожал равнодушно плечами и, поглядев на тело обезглавленной вампирши, заявил:
– Обычное дело: он ее трахал, а она сосала кровь. Эта первичная, а остальные пятеро – иницианты. Никаких претензий к Забойщику, комиссар.
– Могу собрать оружие, дон Фурсей? – осведомился я.
– Можешь, ловец божий. – Физиономия комиссара помрачнела. – Собирай барахло, бери своего недоумка и валите отсюда к ядрене фене.
– Сам туда вали, оборотень в погонах, – прошептал Влад, но очень-очень тихо. Что до меня, то пререкаться я не стал, вытер клинок, сунул в ножны и подобрал обрез. Ружье было чистым, как стеклышко, ни запаха дыма, ни нагара в стволе. Чудесная вещица!
Кажется, комиссар тоже так считал.
– Дай-ка сюда! Хочу взглянуть на твою игрушку.
Не люблю расставаться с «шеффилдом», но как откажешь любопытному по-по? Я подчинился.
– Осторожнее, сударь мой. Эта игрушка стоит вашего жалованья за десять лет.
Вообще-то обрез я получил в подарок, но Фурсею знать об этом не обязательно. Ни Фурсею, ни его шестеркам, ни даже Владу. Никому на свете! Мои отношения с Лавкой – мое личное дело. Впрочем, если и рассказать, кто поверит?
Фурсей направил ствол на стойку бара и попытался нажать на спуск. Ничего не получилось.
– Где предохранитель? – Он недоуменно прищурился.
– Нет предохранителя.
– Не заряжено? Какая-то хитрая блокировка?
– Заряжено, и никаких блокировок нет.
Выхватив у него ружье, я послал пулю в игральный автомат. Рявкнуло, будто гром прокатился, полетели клочья пластика, какие-то шестеренки и раскрашенная жесть. «Шеффилд» был разгневан – я отдал его в чужие руки! Ну ничего, отойдет, успокоится…
Я сунул обрез в кобуру под мышкой, посмотрел на рожи Фурсея и ошеломленных помощников и ухмыльнулся.
– Вот так-то, синьоры. Пуля «дум-дум». Когда нужно – разрывная, а в прочих случаях – бронебойная.
– Какого хрена, морочишь меня?! – взъярился Фурсей.
– Нет. Просто у нас, Забойщиков, есть свои маленькие секреты.
Повернувшись, я зашагал к выходу. Влад топал за мной, его камеры по-прежнему жужжали, так как было им что фиксировать. Запись годилась не только для телерепортажа или отчета властям, но и как свидетельство акции – если работодатель захочет с ним ознакомиться. И впереди нас ждал последний, заключительный аккорд.
Улица была полна народа – вероятно, все местные обитатели высыпали из домов. По-по из спецбригады оттеснили их с тротуара, но люди не рвались громить заведение, не швыряли в окна камни: здесь была не агрессивная молодежь, а отцы и матери семейств, бабушки и редкие дедки, дожившие до пенсии. Над толпой стоял гул:
– Кровопийцы проклятые!..
– Гады, чмо безбожное!..
– Вот и нашлась на них управа! Накрыли гадюшник!..
– Булыга-то, наш Сергей Петрович, расщедрился, Забойщика вызвал…
– Это больших денег стоит!..
– Еще бы! Забойщик – это вам не суки из по-по…
– Сволочи они! Все куплены, от постовых до генералов! Нашу кровь продают и дачи строют!..
– Нинку из пятой квартиры помните? Высосали ее…
– И мальца Андреевых, Лешкой звать…
– И Веруню… три годика малышке… Родители как убивались!..
– А наш Сергей Петрович молодец! Другие-то козлы из ЗАКСа пакет гречки дают да кулек сахара…
– Петрович, он народный радетель… Если голосовать, так только за него…
Влад, не сходя с крыльца, вскинул руки и выкрикнул:
– Правильно, братья и сестры, за него! Ну-ка хором: спасибо, Булыга!
Толпа взревела, как стадо жаждущих слонов, дорвавшихся до водопоя:
– Бу-лы-га! Бу-лы-га! Спа-си-бо! Бу-лы-га! Бу-лы-га!
Магнитофоны и камеры впитали народную любовь и благодарность, заполнив ею магнитные диски. Потом раздался щелчок – Влад отключил аппаратуру.
– Хорошие у нас люди, – с довольной улыбкой молвил он. – Сделаешь им на полушку, а радости на целый рубль.
– Ну, за полушку мы бы и пальцем не шевельнули, и за рубль тоже, – откликнулся я.
– Это гипербола. Фигура речи такая, – сказал Влад и полез в машину.
Я вытащил платок, вытер с лица остатки крови, уселся на место водителя, и мы поехали. Сквозь раздавшуюся толпу по улице Грузинский Вал, затем темными пустыми переулками – к Садовому кольцу, затем по Малой Бронной – в Третий Берендяевский проезд… Мой «жучок»-ишачок машинка невеликая, на двух пассажиров, зато с вместительным багажником и мощным мотором; при нужде на ладони развернется и сиганет под сто пятьдесят. Но сейчас я не спешил. Работа сделана, мысль о гонораре греет душу, мышцы расслабились, мерный рокот мотора навевает сон. Покой и умиротворение сердец, как любит говорить дьяк Степан… Было- было, правда, в этой благодати черное пятнышко – вспоминалась мне ведьма, мой шестой и нежданный клиент. Нет-нет да и мелькнет ее лицо на фоне сонных улиц, а как мелькнет, так и в груди защемит. Лоб высокий, глазки карие, губы алые, и верхняя – в крови… Порчу она на меня навести не успела, в этом я не сомневался. С чего бы ее вспоминать?.. Ни с чего, абсолютно ни с чего…
Выбросив ее из головы, я свернул в крохотный дворик и заглушил мотор.
Живу я в подвале. Мудрая предосторожность для Забойщика! Если не хочешь однажды проснуться от звона разбитого оконного стекла, выбирай подвал. Клиенты у нас шустрые, им по стене залезть или с крыши спуститься – что зевнуть. Небоскреб в этом смысле ничем не надежнее пятиэтажной хрущобы. Колька Вырий, закадычный мой дружок, на тридцатом этаже обосновался, и что с того?.. Влезли к нему двое первичных, один на грудь сонному прыгнул, другой руки придержал, чтобы до клинка не дотянулся… И все, нет Кольки! Нет друга моего! Я потом этих упырей нашел и располовинил на уровне брюха, но Николаю пользы уже никакой. А был он отменный специалист! Трудился на магометан, мормонов и на святую нашу церковь, лично на митрополита Евсевия…