Книга Мы не расстанемся - Кара Уилсон

— Совершенно верно. Однако времена меняются, — ответил доктор, доставая из кармана куртки стетоскоп. — Впрочем, не я был их врачом…

— Как долго я пробуду в больнице?

— Два дня, если все будет хорошо.

— Так оно и должно быть.

— Так я планирую. — Он надел фонендоскоп и снова откинул простыню.

— Однажды я писала о воздействии мозга на тело. Удивительно, какой силой обладает мысль, вы не находите? Она способна даже изменить всю жизнь человека.

— Вероятно. Сделайте глубокий вдох, пожалуйста, — велел Ален, просунув руку между отворотами ее халата. У нее была кремовая, не тронутая загаром кожа, а слева от груди он заметил полянку веснушек.

Сердце у нее билось чуть ускоренно, но ровно.

— Покашляйте, пожалуйста.

Это оказалось больно, глаза Нади округлились и потемнели, а рот сжался.

— Извините, — пробормотал доктор. — Вот почти и все.

— Прекрасно, — прошептала Надя, закрывая глаза. Ее кожа, казалось, побледнела еще больше, а глаза, полуприкрытые веками, стали прозрачнее.

Ален Смит убрал фонендоскоп и накрыл ее простыней.

— Позвонить кому-нибудь от вашего имени?

Надя нахмурилась в задумчивости.

— Лучше всего заведующему типографией, Джону Хубену. Кто-то должен сказать моей дочери Эльвире, а он ей как дядюшка.

— Сколько вашей дочке?

— Скоро десять, но она довольно взрослая для своего возраста — она мне постоянно напоминает об этом.

— Где она сейчас?

— Дома, в постели. — Надя сморщилась от внезапного приступа боли, потом медленно продолжила: — Мы живем в квартире над редакцией. Один из работников остался с нею, когда Джон повез меня сюда, он обещал заглядывать к ней время от времени. — Между ее бровями прорезались две морщинки, а глаза чуть затуманились. — Обычно я прошу посидеть с ней Эдду Карпентер. Элли начала брать у нее уроки музыки. Надеюсь, вы знаете ее?

Доктор кивнул:

— Я позабочусь об этом.

Она вздохнула с облегчением:

— Буду вам очень признательна, доктор.

Эдда была библиотекарем на пенсии и городским философом, известным своими добрыми делами и хорошим отношением к душам заблудшим. Она же была самым близким другом, какого только мог позволить себе Ален.

— Кое-кто считает ее чересчур мягкой.

— Только не я. Должен же присутствовать какой-то раздражитель в обществе. Так интереснее.

Доктор подавил улыбку. Надя — газетчица, и об этом не следует забывать.

— А у вас есть дети, доктор Смит?

— Во всяком случае, я об этом не знаю. А теперь откройте, пожалуйста, рот и скажите «а».

— Ар-р… — скривилась она.

Когда он осмотрел ее рот и горло, она спросила:

— А вам хочется их иметь?

— В данный момент сие от меня не зависит.

— Вы не женаты?

— Нет.

— Разведены?

— Нет.

— Овдовели?

— Нет.

— А, так вы гей?

Такое предположение не удивило его. Еще бы. Холостяк тридцати восьми лет, даже не пытающийся ухаживать за женщинами, всегда подозрителен.

— Нет, миссис Адам, я ваш врач, у которого, ко всему прочему, времени в обрез.

— Извините меня за назойливость.

Ален пожал плечами.

— Такая уж у вас профессия.

…Так, лимфатические узлы вроде в норме. Щитовидка вполне допустимого размера. Кожа — мягкая на ощупь. Податливая.

— Вам что же, не нравятся дети? — Миссис Адам не только любопытна, но еще и настойчива.

— Они мне безразличны.

— И это не мое дело, да?

В этот момент Элен заглянула в палату и спросила:

— Так я звоню?

Ален кивнул:

— Да, и предупредите лабораторию — надо будет проследить за кровью.

— Хорошо. — Элен ободряюще улыбнулась пациентке. — Не волнуйтесь, миссис Адам, вы в хороших руках.

— Чудесная женщина, — прошептала Надя, когда сиделка вышла. — Очень чуткая. — Ее взгляд задержался на лице врача. — Как и вы, доктор, мне кажется.

Ален помрачнел. Вот уж нет, просто ученый тип, механик со скальпелем, только и всего.

— Элен приготовит вам бумаги на подпись, — проронил он. — А я тем временем позвоню Эдде Карпентер.

В операционной оказалось холодно, как в морозилке, и, как ни странно, весело. Куда бы ни взглянула Надя, всюду торчали попискивающие и подмигивающие аппараты, большинство из которых было подсоединено к ней в самых неподходящих местах.

— У меня нет времени болеть, — бормотала она, соображая, уж не набили ли ей в самом деле рот ватой.

Операционная сестра в зеленой хирургической одежде усмехнулась в маску.

Надя прикрыла глаза на пару секунд. Все будет прекрасно, медленно и четко сказала она себе. Об Элли позаботятся. Джон займется газетой. Она мысленно улыбнулась. Забота стала образом ее жизни. Забота об Элли и ее адаптации к маленькому городку после жизни в мегаполисе. О газете, требующей слишком много денег… О докторе со скалоподобным лицом и грустными глазами…

Что-то щелкнуло рядом с ее головой, любопытство заставило ее разлепить веки и посмотреть туда, откуда раздался звук: она увидела большие руки, что так нежно ощупывали ее час назад.

Как бы дрейфуя на блаженном облаке, Надя вдруг вообразила, как те же руки прижимают ее к своей широкой груди, а губы шепчут ласковые слова между чувственными поцелуями.

Зачарованный принц в хирургической одежде, сонно улыбнулась она. Принц с глубоко посаженными голубыми глазами, с серыми льдинками в глубине. Со слишком грубо вылепленным лицом доктор и близко не напоминал роскошных мужчин, окружавших ее в Лос-Анджелесе. Бывший муж Фред был одним из таких типов. Они разошлись потому, что у нее не хватило терпения на его бесконечные интрижки.

…Встреча с Фредом произошла в университете. Надя заканчивала факультет журналистики, а Фред там преподавал. Их брак продлился чуть больше четырех лет. Ей так и не пришлось тогда последовать по стопам отца-редактора. Развод она пережила почти безболезненно, без тех кошмарных скандалов, которые довелось испытать ее подругам. И даже сумела сохранить своеобразную дружбу — Фред иногда навещал Элли.

…Так ужасно она чувствовала себя только во время родов. Но тогда у нее была надежда увидеть свое дитя, и она поддерживала ее, когда боль становилась невыносимой.

Сейчас же ей не за что было зацепиться, кроме сочной, успокаивающей модуляции голоса доктора Смита, терпеливо и подробно объясняющего ей ход операции.