Книга Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маншаль с сомнением посмотрел на собеседника.
– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Почему бы и нет?
Наклонив лицо к своим раскрытым ладоням, он тихонько прошептал несколько слов и шесть раз старательно сжал диск в кулаке.
– А зачем его надо сжимать? – спросил Бен.
– Я думаю, там есть механизм, реагирующий на случайную силу сжатия по принципу чет-нечет. Он имитирует бросок монеты. – Гансан положил оракула на стойку.
– Что он пишет? – Любопытный Бенджамиль даже привстал на стуле.
– В мире все быстротечно – то омут, то брод.
Все на свете не вечно и скоро пройдет.
Нам отпущен лишь миг для утех и веселья.
Не держись за былое, не плачь наперед[1], —
прочитал Маншаль.
– И что это значит?
– Похоже, оракул хочет сменить хозяина. – Ганс растерянно почесал лоб.
– Значит, вы уступите мне игрушку? – полуутвердительно спросил Бенджамиль.
– Похоже, что так. – Хозяин развел руками. – Я вообще стараюсь быть последовательным. Только, умоляю вас, Бен, оракул далеко не игрушка! И не позволит относиться к себе подобным образом!
– Постараюсь это запомнить, – пообещал Бен.
«Я поставлю его между китайскими шахматами и цветным кубиком-головоломкой», – подумал он и даже представил, как это будет выглядеть.
Маншаль с сомнением покрутил головой.
– А сколько вы хотите за… вещицу? – Бенджамиль бережно потрогал оракула кончиком пальца.
Гансан поморщился.
– Пятьсот тридцать одну марку, – сказал он, не раздумывая ни единой секунды.
Бенджамиль Мэй аж присвистнул:
– Ганс, вы включили в стоимость уважительное отношение?
– Нет. – Вид у Маншаля сделался чрезвычайно довольный. – Уважения оракул добьется сам. Для вас это дорого?
– Дороговато, – признался Бен. – Два месяца назад я имплантировал себе в ноги аль-найковские мышцы и связки, и мне это обошлось в четыре тысячи вместе с операцией и регенерацией. Может, скинете?
– Исключено, – отрезал Гансан.
– Ладно, будь по-вашему, – вздохнул Бенджамиль. – Все одно, торговаться я не умею. Пятьсот тридцать так пятьсот тридцать.
– Пятьсот тридцать одна, – поправил хозяин. – И наличными.
– Наличными?!
– Наличными. В моем заведении есть банкомат. – Гансан указал в конец зала.
Не переставая удивляться, Бен слез с табурета и направился к банковскому автомату.
– Этот Маншаль еще оригинальнее, чем я думал, – бормотал Бен, вставляя мизинец в отверстие.
Банкомат малость подумал, считывая с ногтя информацию, и заявил, что может выдать только тысячную купюру.
– Эй, Ганс! – крикнул Мэй, не вынимая пальца из сканера. – Ваш бессовестный автомат не дает сотен.
– Я знаю! – крикнул в ответ хозяин. – Берите тысячу, я дам вам сдачу.
Вернувшись к барной стойке, Бен вручил Гансану тысячную купюру, а тот отсчитал четыреста шестьдесят девять марок сдачи. Мужчины пожали друг другу руки.
– У вас действительно искусственные мышцы, Бен? – спросил Ганс, пряча деньги в карман жилетки.
Бенджамиль кивнул.
– Зачем вам это? Вы ведь не спортсмен?
– Люблю велотренажеры.
– А если серьезно? – На лице Гансана читался неподдельный интерес.
– Да так, ерунда… Дурацкие мечты… Снег и камни, – уклончиво ответил Бенджамиль. – Вот лучше вы мне скажите, Ганс, откуда такая странная цифра: пятьсот тридцать одна?
– Не знаю, – пожал плечами Маншаль. – Оракула нельзя продавать за другую сумму, я сам отдал за него ровно столько же.
– А если бы я платил вам ньюанями?
– Было бы тоже пятьсот тридцать один.
– Жалко, – огорчился Бен, – ньюани в два раза дешевле.
– Вы и в магию чисел не верите? – сочувственно спросил Гансан.
– Даже не представляю, что это такое, – беспечно отозвался Мэй. – Просветите.
– Это долго объяснять. Ну, к примеру, – Маншаль сделал рукой неопределенный жест, – сколько вам на данный момент лет?
– На данный момент тридцать два, – сообщил Бенджамиль.
– Тридцать два, – задумчиво повторил хозяин. – Тридцать два – число перелома, число материализации темных магических сил. Типичная ситуация, характеризуемая числом тридцать два, – это когда к вам приходит сатана и пытается заключить с вами сделку.
Бенджамиль зябко поежился.
– Но при определенном старании, везении и настойчивости, – продолжал Маншаль, – вы сможете извлечь из ситуации свои выгоды и оставить дьявола ни с чем. Вот что такое тридцать два.
– Вы бы поменьше поминали всяческие суеверия, – попросил Бен. – Корпорация не поощряет подобных разговоров.
– Я не служащий корпорации, – гордо заявил Гансан.
– А я пока еще служащий, – напомнил Бен.
Он забрал со стойки диск оракула и положил его в карман брюк.
– Погодите, – сказал Гансан, – у меня есть для него шнурок.
Бенджамиль допил пиво, купил пакетик хлебных крошек и, попрощавшись с хозяином, вышел из бара. Прогулочным шагом он двинулся вдоль ограждения, насвистывая что-то из Османа Фишера. Настроение было приподнятое. В понедельник один из секретарей Ху-Ху обязательно заведет душеспасительную беседу о вреде пьянства и эзотерических разговоров. И Бен и секретарь будут жутко скучать в процессе нудной лекции, но это будет в понедельник. А сейчас пятница.
Бенджамиль остановился возле сетчатой скамейки, достал купленный у Маншаля пакет, надорвал его и высыпал крошки на тротуар, потом отошел на пару шагов и принялся наблюдать.
Первый воробей появился секунд через тридцать, за ним второй. Вскоре у ног Мэя копошилось штук пятнадцать коричневых прыгучих механизмов. Они скакали взад-вперед, старательно склевывая хлебные крошки. Бенджамиль с интересом следил за поведением маленьких дворников и размышлял о том, куда они потом потащат содержимое своих животов. Наверняка никакой это не хлеб, а какая-нибудь синтетическая гадость.
Бенджамиль любил наблюдать за воробьями, это тоже было частью пятничного ритуала. Однажды, давным-давно, когда Бену было лет семь-восемь, он подшиб камнем почти такого же воробья, нарочно подшиб. Вернее, кидал нарочно, а подшиб, конечно, нечаянно. Совершив этот ужасный и совершенно не свойственный ему поступок, Бен здорово перепугался, но отчего-то не затолкал птицу в первую попавшуюся решетку канализации, а притащил ее домой. Бенджамиль до сих пор помнил, как ругала его мать, а отец страшно заинтересовался, достал ящичек с инструментами, положил коричневое тельце на свой стол, пошевелил его так и эдак, затем одним ловким движением вскрыл корпус. Мать махнула рукой и ушла из комнаты.