Книга Чертова баба - Ирина Арбенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ужас… Может быть, мы все-таки не будем : читать эту сказку? — попросила Светлова.
— Подожди, мне уже самому интересно!
— И мне, — скромно заметил Кит, без нажима подчеркивая, что его мнение не последнее — книжку вслух решили почитать все-таки именно для него! — Кузнец от нее убежал, от этой высокой худощавой? — нетерпеливо спросил он отца.
— Да! Но это еще не конец…
— А что же дальше?
— Да слушайте вы! — возмутился Петя. — "И пошел опять кузнец в лес по узенькой тропинке. Смотрит, в дереве топорик с золотой ручкой. Захотел себе взять. Вот он взялся за этот топорик, рука и пристала к нему. Что делать? Никак не оторвешь. Оглянулся назад. Идет к нему лихо и кричит: «Вот ты, злодей, и не ушел».
Кузнец вынул ножик, в кармане у него был, и давай руку пилить. Отрезал ее и ушел. Пришел в свою деревню и стал показывать свою руку:
«Вот, — говорит, — я без руки остался, а товарища моего совсем съели».
Конец! Тут и сказочке конец…
— Да… — вздохнула Светлова, — а еще говорят, в нынешних детективах много трупов. Вот недавно даже читала в газете: проводится «круглый стол», обсуждается тема «Детектив как средство жестокости».
— Звучит не слишком по-русски… Все равно, что сказать: «Русская сказка как средство доброты».
— Куда там… Доброты! На полторы страницы текста — один зажаренный в печи труп, пытки с особой изощренной жестокостью — раскаленным шилом в глазик!
— и другие не менее тяжелые увечья. Например: отпиленная рука… Одна только эта «оптимистическая» финальная фраза чего стоит… «Вот, — говорит, — я без руки остался, а товарища моего совсем съели».
— А чего ты хотела? — философски заметил Петр. — Это же фольклор. Испокон веков главным средством воспитания детей был психологический террор — запугивание, угроза! И в этом смысле фольклор, народная сказка прекрасно справлялись с поставленной задачей.
— Тогда все равно, что читать бедному ребенку — «Терешечку», где мальчика запекают в печи, что «Кошмар на улице Вязов»?
— Логично. Например, уровень ужаса, который испытывает ребенок, когда Муху-Цокотуху куда-то там волокут, по оценкам психологов, зашкаливает за допустимый предел.
— Неужели?! — ужаснулась Светлова. — Нет уж. — Завтра же зайду в книжный магазин и постараюсь найти для Кита что-нибудь современное… доброе, светлое…
— А что такое лихо? — вдруг спросил Кит.
— Ну… Лихо — это плохо.
— Это неприятности?
— В общем, да. Причем большие неприятности!
— Ма… — вдруг задумчиво спросил Кит. — А зачем же этот кузнец пошел искать неприятностей?
— Ну… — Светлова смешалась. — Очевидно, ему хотелось новых ощущений… Впрочем, спроси папу. Правда, Петя, зачем?
— Ну, видишь ли, сынок, это очень по-нашему — искать приключений на свою задницу!
— Ты уверен? — Светлова нахмурилась от «не педагогических» объяснений своего мужа.
— Абсолютно уверен. Обратите внимание, кузнец — это хорошая, высоко котирующаяся на рынке труда профессия. В деревне кузнец не последний человек. В общем, средний класс. То есть это жизнь без проблем, постоянный доход, социальный статус, уверенность в завтрашнем дне. И вдруг буквально «на ровном месте» — заметьте, ни с того, ни с сего! — этот кузнец начинает колобродить.
— Может, у него кризис среднего возраста? — предположила Светлова.
В это время зазвонил телефон.
Петя снял трубку:
— Привет!
Стариков стал с кем-то разговаривать, а Светлова отправилась по предназначению, на кухню. Однако минут через пять там появился и ее муж.
— Подойди, пожалуйста, к телефону. Это тебя! — пригласил ее супруг.
Надо сказать, приглашение прозвучало несколько иронически.
— А кто это?
— Андрюша Кронрод.
— Вот как? — удивилась Светлова. Андрей был сугубо Петиным приятелем, и, в общем-то, Светлова не помнила, чтобы когда-нибудь они с Андреем общались «поверх Петиной головы».
— Интересно… — пробормотала она.
— Мне тоже, — хмыкнул Стариков. — Он хочет тебя о чем-то попросить. У него, видишь ли, к тебе дело.
— Какое?
— Видишь ли, мне он этой тайны не открыл! Светлова не удержалась от усмешки. Все ясно! Петр становился настоящим собственником: его друг это только его друг! И что могут быть за секреты от него, и как это его могут хоть на десять минут исключить из общения?!
Сообразив, что такие переживания Петру будут только полезны, Светлова не стала успокаивать мужа и отправилась преспокойно к телефону.
— Ань! Понимаешь, тут такое дело… — услышала она в трубке заметно взволнованный голос Андрея. — Нужна квалифицированная помощь. Нашелся один мой пропавший друг…
Анин собеседник вдруг нерешительно замолчал.
— Ну, так это же хорошо, — заметила Светлова. — Я понимаю —пропал бы человек!.. А тут нашелся!
— Если бы хорошо…
— Не поняла?
— Видишь ли, его нашли мертвым, спустя несколько месяцев после его исчезновения.
— Ах, вот что… Извини. Мне очень жаль.
— Причем, нашли довольно далеко от Москвы — под Тверью, в лесу.
— Подснежник?
— Да…
— Ужасно…
— Так, понимаешь, была, пока его не нашли, у его жены и у родных, и вообще у нас всех, кто его знал, надежда, что он еще вернется. А теперь… Ну, в общем, ты представляешь, что творится сейчас у него дома. Мать, отца у него нет, вообще пришлось в больницу положить…
— А кто он, этот твой друг?
— Журналист. Зовут Максим Селиверстов. Работал в газете.
— Это его жена просит помочь?
— Да, Майя, его жена… Точней сказать, ее родители. Их очень беспокоит состояние дочери. Она-то сама, бедняжка, просто в шоке… Никак не может прийти в себя.
— Ну, это естественно.
— Понимаешь, какое дело, Майя вбила себе в голову, что у покойника, у Максима, какое-то странное выражение лица… И это, как она говорит, не дает ей покоя!
— Ей не дает покоя выражение лица у покойника?
— Ну да!
— То есть, Андрей, извини за неделикатность, но поскольку ты не «жена покойного», я употреблю более точное выражение… Речь идет о странном выражении лица у трупа, пролежавшего несколько месяцев в лесу где-то под Тверью?
— Да я же, Ань, и говорю тебе: не в себе она! Вбила в голову. Причем это у нее уже вроде мании: забросила все свои дела, твердит, что ей надо знать, что случилось с Максимом.