Книга Орел и Волки - Саймон Скэрроу

— Дерьмо! — бросил Веспасиан сквозь стиснутые зубы.

В конном бою от короткого пехотного гладиуса не было никакого толку, и легат выбранил себя за то, что, садясь в седло, не удосужился прихватить с собой длинный кавалерийский меч, какими сейчас ловко орудовали его верховые.

Тут перед ним возник еще один вражеский воин. Веспасиан успел только отметить, насколько он тощ и как нелепо торчат его выбеленные известью волосы, прежде чем с противным, хрустящим звуком вонзить ему в шею клинок. Дикарь, утробно всхлипнув, повалился ничком, а легат уже скакал дальше, к обозу. Однако, оглянувшись на своих людей, он увидел, что они добивают копьями бриттов, попадавших в страхе в траву. Эти действия были в порядке вещей для прорвавшей пехотный строй кавалерии, только вот увлекшиеся истреблением всадники упустили из виду внезапно возникшую и далеко не шуточную угрозу. К маленькому отряду конных римлян стремительно приближались колесницы бриттов.

— Оставьте их! — рявкнул Веспасиан. — Оставьте их! Все к повозкам!

Конники спохватились, снова сомкнули ряды и галопом помчались за Веспасианом, скачущим к замыкавшей колонну подводе, до которой теперь оставалась какая-то сотня шагов.

Навстречу им полетели нестройные крики, бойцы прикрытия размахивали копьями, подбадривая товарищей. Они были уже хорошо различимы, когда легат услыхал слабый свист, и вражеская стрела тенью пронеслась над его головой. Еще миг — и кавалеристы осадили своих запыхавшихся скакунов у повозок.

— Сомкнуться! Сомкнуться в тылу обоза!

Пока люди подравнивали коней, образуя заслон, Веспасиан порысил к командиру конвоя, который все еще стоял на козлах передней из фур. Увидев на нагруднике подскакавшего к нему всадника ленту легата, он отсалютовал.

— Благодарю, командир.

— Кто такой, имя, звание? — рявкнул Веспасиан.

— Центурион Гай Аврелий, Четырнадцатая галльская вспомогательная когорта.

— Итак, Аврелий, веди обоз прямо к воротам. Гони, ни на что не обращая внимания и ни в коем случае не останавливаясь, понял? С этого момента твое дело — только подводы: командование твоими людьми я беру на себя.

— Есть, командир.

Веспасиан развернул коня, рысцой направился к своим людям и, восстановив дыхание, прокричал:

— Четырнадцатая галльская! Ко мне! Стройся!

Легат призывно взмахнул мечом, и уцелевшие воины охранения сформировали оборонительный строй.

Тем временем дуротриги оправились от первого потрясения, а когда поняли, что разбежались, испугавшись наскока совсем небольшой горстки всадников, стыд пробудил в них ярость и жажду мщения. Они надвигались нестройной, но плотной толпой, в которой смешались и одетые в латы, и совершенно ничем не защищенные, но жутко завывающие дуротриги, тогда как наперерез обозу лавиной неслись колесницы с явным намерением перекрыть путь колонне, зажав ее между своей громыхающей массой и дико вопящими пешими воинами. Веспасиан понял, что на этот маневр он отреагировать уже не успеет и, если колесницы выскочат на дорогу перед подводами, Аврелию не останется ничего другого, как попытаться прорваться к городу, рассчитывая на инерцию груженых телег и быков, куда более тяжеловесных, чем низкорослые лошади дуротригов.

Единственное, что мог сделать Веспасиан, — это как можно дольше не подпускать неприятельскую пехоту к повозкам, ибо, как только дуротриги дорвутся до них, все будет потеряно. Однако, бросив взгляд на тонкую линию римлян и на мрачные злобные лица стеной напирающих бриттов, он понял, что продержится очень недолго, и лишь усилием воли подавил горький смех. Стоило столько сражаться с увертливым Каратаком, одержать столько побед, чтобы потом нелепо сложить голову даже и не в бою, а в мелкой стычке, пытаясь отразить грабительский налет. Он проклял сначала свою злосчастную судьбу, а следом начальника тихо сидящего в Каллеве гарнизона: ведь выведи этот выродок своих людей за ворота, чтобы помочь охране обоза, может, кому-то и удалось бы спастись. По крайней мере, в каждом из обреченных ожила бы надежда.

ГЛАВА 2

— Не сюда! — заорал Макрон. — Здесь только командиры!

— Прошу прощения, центурион, — отозвался втаскивающий в палату носилки дежурный. — Таков приказ главного хирурга.

Макрон одарил его сердитым взглядом и осторожно, чтобы не потревожить поврежденную часть головы, лег обратно на койку. Прошло почти два месяца с тех пор, как один весьма ловкий друид чуть не скальпировал его ударом меча, и хотя рана уже зажила, она все еще словно бы саднила, да и ослепляющие головные боли стали стихать лишь недавно. Санитары втиснулись в маленькое помещение и, кряхтя от усилий, бережно опустили свою ношу на пол.

— Кто он такой, что говорит?

— Кавалерист, командир, — ответил санитар, распрямляясь. — Их патруль угодил в засаду сегодняшним утром. Уцелевшие начали поступать лишь недавно.

Макрон, несколько ранее слышавший сигнал общей тревоги, снова сел.

— А почему нам не сказали?

Дежурный пожал плечами.

— А с какой стати? Вы здесь просто раненые, командир. Нам незачем вас беспокоить.

— Эй, Катон! — Макрон повернулся к соседней койке: — Катон! Ты слышал? Этот малый считает, что каких-то центурионишек вроде нас нет нужды держать в курсе событий. Катон?.. Эй, Катон!

Макрон тихо выругался, быстро огляделся по сторонам, потом схватил свой командирский жезл и потыкал его концом закутанную в одеяло фигуру.

— Ну давай, парень! Просыпайся!

Послышался длинный мучительный стон, потом грубые шерстяные складки раздвинулись, и из глубины образованной ими пещерки появились темные кудри. Их столь бесцеремонно разбуженный обладатель был произведен в центурионы совсем недавно, а до того служил оптионом у своего беспокойного товарища по палате. Будучи всего восемнадцати лет от роду, юный Катон сумел выделиться в глазах командования неоднократно проявленной в боях отвагой, а новый пост получил за находчивость, обеспечившую успешное выполнение одного деликатного и опасного поручения, с каким он и Макрон были посланы во вражеский тыл. Именно там самые ярые и непримиримые враги римлян друиды едва не лишили их жизни. Макрона достали мечом, а Катона главный жрец касты полоснул тяжелым церемониальным серпом, вспоров ему бок. Рана лишь чудом не оказалась смертельной, и не одну неделю провалявшийся в госпитале Катон теперь уверенно шел на поправку, а на еще красный, заживающий шрам посматривал даже с некой толикой гордости, хотя тот адски болел при любом напряжении только что сросшихся мышц.

Веки Катона вздрогнули и поднялись. Он открыл глаза и, воззрившись на Макрона, сонно спросил:

— Что случилось?

Макрон ткнул большим пальцем в сторону раненого, лежащего на носилках.

— Похоже, ребята Каратака снова занялись делом.

— Они охотятся на обозы, — вздохнул Катон. — Должно быть, наши нарвались на их крупный отряд.