Книга Полеты над землей - Мэри Стюарт

Он взглянул на меня с отвращением, что-то пробормотал, но тут самолет со скрипом тронулся, и мой попутчик отвернулся к окну.

Лондон исчез, появилась береговая линия, серебряно-голубой канал раскинул под нами свой мятый шелк. Потом появились равнины, бельгийские поля, «Каравелла» поднималась все выше, выровнялась и начала свой двухчасовой полет в Вену. Облака сгустились, покрыли все пеленой… Мы висели неподвижно в солнечном свете. «Раньше это видели только боги, — сказала я, — а мы и есть, в некотором роде. Можем одним махом разрушать целые города». Он молчал. Я вздохнула и оставила попытки отвлечься от собственных проблем.

Нас покормили очень иностранным обедом, он продолжал молчать и уже начал действовать мне на нервы. Мы, должно быть, летели над закрытым облаками Нюренбергом и поворачивали на Пассау и к австрийской границе.

Подошла хорошенькая, как матросик, стюардесса: «Сигареты, духи, напитки, мадам?»

«Нет, спасибо».

Тимоти отвернулся от окна.

«Сигареты, — сказал он очень громко. — Какие у Вас есть?»

Он выбрал сорт, дал деньги, очень удивился, когда она вручила ему блок, но справился с собой, спрятал их и вытащил книжку. Тишина воцарилась снова, и я не выдержала.

«Знаешь, мне плевать, если ты будешь курить беспрерывно день и ночь, пока не помрешь от шести сортов рака одновременно, валяй, начинай, чем быстрее, тем лучше. Но таких плохих манер я сроду не видела, — он разинул рот и уронил книжку. — Я прекрасно знаю, что ты можешь и хочешь ездить один. Я тоже. Мне своих проблем хватает, чтобы не лезть в твои дела, но если бы я не согласилась с тобой ехать, ты бы так и сидел дома. Я знаю, что ты готов взорваться оттого, что тебе навязали няньку, но ради бога, ты что, маленький? Ты добился своего, почему нет радости на лице? Мы привязаны друг к другу, но только до Вены, а там ты пойдешь к своему папе, а я по своим делам».

Тимоти сглотнул, сказал вдруг фальцетом: «Извините».

«Я не собираюсь мешать тебе смотреть в окно, я, между прочим, нервничаю, а когда разговариваю, легче».

«Извините, — сказал опять пурпурный ребенок, но уже нормальным голосом. — А сигареты — папе».

И весь мой запал пропал. Очень умный мальчик.

Оказалось, что звать его надо Тим. А я ему сообщила, что мне двадцать четыре, зовут меня Ванесса в честь семейства бабочек, и такая я и есть — рожденная порхать с цветка на цветок. И мы перешли на ты.

«Правда, симпатяга?» — спросил Тим. Ничуть не изменившиеся облака под нами были уже австрийскими. На фотографии девочка Карамель сидела на сером пони. Учитывая все, что парнишка выплеснул на меня по поводу своей домашней жизни, его энтузиазм казался очень странным.

«Да, — сказала я тупо, — и сколько ей тут лет?»

«Довольно много, около пятнадцати, можно судить по хвосту. Да что ты притворяешься, ты же практически ветеринар».

«Ну да, практически… Получила диплом незадолго до свадьбы и практиковала месяцев шесть, а до этого всю жизнь помогала отцу и студенткой много ездила. А потом вышла замуж и думала, что все».

«А твой муж кто?»

«Работает в „Пан Юропеан Кемикалз“ в отделе торговли. Он хочет перейти в другой, потому что приходится очень много ездить за границу и мы почти не видимся, хотя и женаты. А когда он уезжает, я работаю, чтобы меньше скучать».

«Извини за практически, это оскорбление. — Он перебирал фотографии, в основном на них красовались лошади. — Ненавижу Лондон. Пока не умер дедушка, хоть на конюшне можно было спасаться, а потом, когда она все продала… А теперь я закончил школу и просто не мог не сделать чего-нибудь решительного».

«И заставил бедную мамочку отпустить тебя? Ничего, переживет».

Он хотел сказать что-то, но передумал и перевел разговор на Испанскую школу верховой езды в Вене.

Испанскую потому, что когда-то ее укомплектовали испанскими лошадьми самой древней породы в мире — потомками римских кавалерийских лошадей, скрещенных с арабскими, лучшими лошадьми для воинов. Белые жеребцы каждое воскресенье утром показывают чудеса выездки в прекрасном здании, похожем на бальный зал восемнадцатого века. Правда летом у них каникулы, но Тим надеялся, что отец, пробыв в Вене полгода, познакомился с нужными людьми и сможет провести его в конюшни и на тренировки. Тим говорил о том, что его интересует и казался совсем взрослым. Мы постепенно начали снижаться.

Удивительно, что лошади вообще не исчезли, когда развалилась австрийская империя. Когда образовалась республика, никто не интересовался этими реликтами и красивой жизнью, но потом они начали давать публичные представления, конечно, стали государственной собственностью, и теперь австрийцы преданно ими гордятся. Тяжелое время было и в конце последней войны, когда Вену бомбили. Директор полковник Подхайский вывез их из города, потом их освободила из Чехословакии американская армия и они разместились сначала в чем-то вроде бараков на севере, а потом в Пибере на юге Стирии, недалеко от Граца. С тех пор их выращивают в Пибере до четырех лет, потом лучших отправляют в Вену учиться, а остальных продают.

Представление потрясает своей древностью, движения и фигуры передаются год за годом, и все это идет от Ксенофонта, его «Искусства верховой езды». И это не просто выездка, которую можно увидеть на соревнованиях. Это танец, они просто парят над землей, это движения древних боев, когда лошадь должна чувствовать каждое желание всадника, от этого зависит жизнь.

Тим показывал фотографии лошадей, движущихся различными аллюрами, делающих пассажи, пируеты, пьяффе, некоторые очень походили на древние конные статуи. Все они — потомки шести скакунов, имена им даются двойные, первое — по имени отца, второе — матери. Там был Плуто Теодороста, любимец директора, недавно он умер. Теперь лучший конь — Маэстозо Меркурио, его фотография тоже присутствовала. Маэстозо Эле очень на него похож, они родственники. Конверсано Бонависто — фаворит предыдущего директора. Неаполитано Петра запечатлен в трудновообразимой позе. С ним связана какая-то история. Тим точно не помнил какая. Вроде его собирались подарить какому-то восточному властителю, но жокей убил коня, а потом себя, чтобы не расставаться. Один конь — Неаполитано Анкона — был темным. Раньше в этой школе встречались кони всех цветов, но теперь — только белые, и только один такой для поддержания традиции.

Мы уже подлетали к Вене, вынырнули из облака, внизу распростерлись голые щетинистые поля, а впереди — леса и серая река. Тим, похоже, решил отвлечь меня светской беседой от ужасов приземления и спросил: «А правда есть шесть сортов рака, которые можно получить от курения?»

«Да, наверное, но если ты беспокоишься о папе, то не принимай близко к сердцу. Думаю, он сам может о себе позаботиться».

«Я не беспокоюсь. По крайней мере, в этом смысле».

Что-то в его голосе сказало мне, что не такие уж это пустые речи.

«А в каком?»

«Тебя муж встретит в аэропорту?»