Книга Никола Мокрый - Лада Лузина

— Мне это как-то абсолютно не нравится! Если он хранил ее все эти годы, то должен обратно вернуть. А если не возвращает, значит, уже не хранил, а упер. Разве она по закону не наша? Разве нельзя ее как-то забрать? Слушайте, а давайте этим займемся… Если че, колданем и вернем! Тем более что у нас сейчас отпуск.

— Что-что? — сбилась Маша. — Какой отпуск? Откуда?

— Собственно, это мы и хотели с тобой обсудить, — сказала Катерина. — Вчера на нашем с Дашей дежурстве Киев показал нам не слишком понятное видение. Труханов остров, пляж, воду, песок. Я считаю, это — очередное задание. А Даша уверена…

— Ежу понятно, Город сказал: «Отдыхайте!». Но неподалеку, не выезжая из Города. Черт, — озадачилась Чуб. — Как же нам тогда в Бруклин слетать, стырить икону? В смысле не стырить — вернуть по-хорошему. Ну, а если не выйдет…

— Что ты об этом думаешь, Маша? — спросила Дображанская.

— О предложении выкрасть икону? — уточнила студентка.

— Нет, о нашем задании.

— Думаю, — сказала Маша, — выяснить, кто из вас прав, можно лишь опытным путем. Давайте просто сходим на пляж и посмотрим…

— Судя по расположению солнца в видении, — припомнила Катя, — мы должны быть там примерно в двенадцать дня. Встретимся за час у моста.

— Только, пожалуйста, Кать, — вскинулась Чуб, — сними с рук свои музейные цацки. Ты ж будешь в них на пляже как новогодняя елка в июне. А мы с Машей будем как две дуры, которые пришли на пляж с елкой. Да, и не забудьте еду!.. Давайте устроим пикник! Я возьму лук и картошку…

* * *

…картошка, лук, сало, огурцы, помидоры, вино в плетеной бутылке, в общем, все-все, что взяла Даша Чуб, пришлось двум Киевицам по нраву. За исключением одного прихваченного ею громоздкого предмета — помянутого выше мажора, которого спорщица зачем-то притащила с собой.

Презентованный «сын миллионера и стервы» показался Маше обычным парнем среднего роста, приятной наружности, в столь же обычных джинсах, футболке, бейсболке. Разве что взгляд, одновременно скучающий и самоуверенный, отличал его — больше ничего. Даже то, что в первый же миг этот взгляд прилип к черноволосой красавице Кате, было совершенно в порядке вещей.

— Сумасшедшая, — быстро прошипела Дображанская в сторону Даши, улучив подходящий момент. — Ты хоть знаешь, кто его папа?

— Знаю. И что? — вскинула подбородок Землепотрясная.

— А ты знаешь, что его отец знает меня? У нас пересеченья по бизнесу… Его сына не может здесь быть! Быстро отошли его. Мы на задании.

— Мы в отпуске! — отфутболила Чуб. — И если я не права, то съем свою шляпу.

— У тебя нет шляпы.

— Тогда съем тарелку перловой каши. Это еще гаже.

Машу Ковалеву, в свою очередь, тоже ждал шок. Пляж, презентованный Киевом, оказался нудистским. Ничуть не смущаясь своей пухлой фигуры, объемной груди и животика-мячика, Чуб скинула одежду, проворно разложила подстилку и скатерть, распаковала еду. Во всех ее движениях сквозило позерство, кокетство и неприкрытое желание понравиться. Из чего следовал вывод: свои отношения с мажором она не собирается ограничивать спором.

Маша предпочла остаться в купальнике. Катя и подавно ограничилась тем, что сбросила легкие сандалии, оставшись в широком и длинном белом платье простого покроя. Единственное, что Катерина сочла нужным обнажить, были пальцы. Как ни странно, она прислушалась к просьбе Чуб или попросту к собственному здравому смыслу — на руках ее не осталось ни колец, ни перстней. В окружении деревьев и воды, раскомплексованных мальчишек и девчонок в роли бриллиантово-золотого идола Дображанская и впрямь смотрелась бы вызывающе странно.

Прямо перед ними резвилась стайка пацанят. Все они явно сбежали на речку из одного двора, где царили порядки собачьей стаи и все ребята, вне зависимости от их роста и возраста, сбивались вокруг одного вожака. Младшему из купающихся было лет десять, старшему — лет пятнадцать. Он, похоже, и был главарем. И именно из-за него, точнее одной его части, уже полностью оформившейся, удивительно крупной, Маша смотрела исключительно налево, на сказочного вида иву со скрученным в узел стволом. Направо, прямо и даже назад смотреть было неприлично.

Мажор, аттестованный Чуб Николаем, тоже разделся догола, но демонстративно сел сзади — поодаль от них. Чуб сразу переместилась туда, и меж ними немедленно произошло возгорание в виде очередного жаркого спора.

— …Смешная ты! Конечно, это можно купить, — врастяжку вещал он. — У нас под Киевом десять гектаров такого добра. Вот тебе речка, вот песок, вот деревья… А голых девок нагнать — не проблема.

— Нагнать? — Чуб говорила быстро, глотая буквы, звеня от азарта. — Это ж все равно что секс с проституткой. А это, здесь, все по любви. В чем разница? В состоянии души. А состояние души — не купишь!

— Если у мужчины есть деньги, по любви девки тоже охотно раздеваются, — он был совершенно искренен — неподдельно равнодушен, непритворно циничен. Видно, впрямь успел узнать цену «романтичной» любви.

Николай качнул подбородком, указывая на соседнюю бухточку — туда, где за недостаточно густым, выбежавшим в воду кустом, плескались пять нагих девушек. Туда, куда постоянно косились мальчишки. Стоя по колено в воде, девицы играли в мяч, — не слишком умело, но заразительно весело, с визжаньями, криками, брызганьями и щекотаньем друг друга. Они были похожи на студенток или абитуриенток, сдавших, наконец, все экзамены и запоздало дорвавшихся до вожделенной летней свободы, еще не надеванной взрослости и отпускных приключений. Их неуспевшие загореть тела, перламутрово-белые, казались оттого еще более беззащитно-прельстительными.

Внезапно сиреневый мяч девушек плюхнулся в мальчишескую бухту. С шумом и уханьем старший мальчишка бросился к нему, схватил, поднял над головой, но не бросил — крикнул.

— А можно с вами? — на лице пятнадцатилетнего застыла смесь хулиганской наглости и подростковой неуверенности. В голосе звякнуло желание.

Девушки дружно засмеялись.

— Ну попробуй, рискни здоровьем… — задиристо и немного надменно сказала ему полногрудая блондинка с наглыми сизыми глазами.

В мгновение две бухты стали двумя баскетбольными командами. Хотя на спорт это походило мало. Мальчишки то хамски пялились, то резко отводили глаза от голых грудей и других то и дело выныривающих из воды девичьих прелестей. Одни краснели и от стеснения держались в стороне, почти не принимая участия в игре, другие вели себя нарочито нахально. Старший, пятнадцатилетний, конечно же почитавший себя абсолютно взрослым мужчиной, пытался заигрывать с наглоглазой блондинкой и постоянно держаться к ней ближе, чтобы ненароком коснуться или нарочно и нагло пощупать. Блондинка, конечно же почитавшая его молочным мальцом, держала себя высокомерно. Девчонки непрерывно хихикали, показывая, что ничуть не стесняются малолетних «младенцев», лишь забавляясь их обожанием…

Нежданно наглоглазая беловолосая бестия посмотрела прямо на Николая и сделала ему зазывный жест рукой, приглашая: «Давай с нами!». Чуб вздрогнула, взъерошилась от возмущения. Но главный удар ожидал ее не справа, а слева.