Книга Попкорн - Бен Элтон

Девушке в мотеле надоело слушать Брюса.

— Дорогой? — сказала она.

— Тихо, малыш. Я думаю.

В дверь постучали.

В одно мгновение мужчина вскочил с кровати, метнулся через комнату и прижался к стене рядом с дверью. Он был абсолютно гол, если не считать татуировок и пистолетов в обеих руках. Поднеся палец к губам, он дал своей подружке знак хранить молчание.

Они застыли в ожидании. По телевизору высокомерно разглагольствовал Брюс:

— Наша киноиндустрия в опасности. Она поставлена под удар. Из нас делают козлов отпущения, мальчиков для битья. Кого винит общество всякий раз, когда какой-нибудь мальчишка побалуется с пушкой? Оно винит Голливуд. Оно винит меня лично. Кому-то могут не нравиться мои фильмы, кто-то может считать их безнравственными. Эти люди вправе придерживаться своего мнения. Но они не вправе навязывать свои трусливые реакционные взгляды всем остальным. Цензура всегда остается цензурой, и меня от нее тошнит!

— Дерзко? Заставляет задуматься? — из недр телевизора Оливер взывал к двум затаившимся в номере беглецам. — По-моему, ясно как день: еще как заставляет. Вы смотрите «Кофе-тайм». Мы продолжим после рекламы.

— Теперь вы можете ни в чем себе не отказывать — и не полнеть!

В дверь номера снова постучали. Ответа не было.

Послышалось звяканье ключей. Мужчина кивнул своей подружке. Она все так же лежала на кровати, но в руке ее появился пистолет, извлеченный из-под подушки.

— Кто там? — крикнула девушка.

— Хотите, я вам сейчас убираю комнату? — раздался из-за двери тихий голос с латиноамериканским акцентом.

— Нет, не надо. И так нормально, — ответила девушка.

— О'кей, — сказала горничная. — Я просто дам вам свежие полотенца.

— Нам не нужны полотенца.

— О'кей. — Горничная немного помолчала. — А мыло нужно?

— Нет.

— О'кей. — Она снова помолчала. — Может, у вас кончились пакетики с кофе и сливками? Или этого еще много?

— Ага, этого еще много. Нам ничего не надо.

— О'кей. Очень хорошо. Спасибо.

Мужчина, все это время в напряжении стоявший за дверью, слегка расслабился.

Но тут опять раздался тихий голос:

— Тогда я просто проверю мини-бар, пожалуйста.

Дверь номера внезапно распахнулась, и горничная очутилась нос к носу со взбешенным, абсолютно голым мужчиной. Даже увидев за косяком двери оружие в руках у этого типа, она не испугалась бы сильнее.

— Но дистурбо, компренде? У нас медовый месяц, ясно? Мы занимаемся аморой, как Спиди Гонсалес! Доперло?

Захлопнув дверь, он вернулся к кровати. Его подружка была недовольна.

— Не нужно было…

— Могу я спокойно посмотреть телевизор?!

Она знала, что дальше перечить не стоит, и вместо этого молча надулась.

В телевизоре продолжал разглагольствовать Брюс:

— Невозможно запретить фильм просто потому, что он кому-то не нравится. Сегодня нельзя снимать кино про секс и насилие, а завтра — про что? Про гомосексуалистов? Негров? Евреев?

Оливер и Дейл неловко заерзали в креслах. Слова «негр» и «еврей» в программе «Кофе-тайм» не приветствовались.

— В последние несколько недель я много слышал про Магазинных Убийц, — продолжал Брюс. — Что ж, давайте о них поговорим. Я снял кино про двух маньяков, и тут — увы и ах! — появляются двое настоящих маньяков. И что же происходит? Вы складываете два и два, и получается, что это я во всем виноват! И я за всех в ответе. Интересно!.. А разве до того, как сняли этот фильм, маньяков не было? И вообще до изобретения кинематографа разве не было больных и психопатов? По-вашему, Синяя Борода и Джек Потрошитель сели в машину времени и сгоняли в будущее, чтобы посмотреть мой фильм? А потом решили: «Ага, отличная мысль! Вернусь в свою эпоху и начну мочить людей»?

— Но вы же не станете отрицать… — набравшись храбрости, Дейл попыталась приостановить его словесный поток. Однако все было бесполезно: Брюс разошелся не на шутку.

— Мы козлы отпущения! Преступность вышла из-под контроля, общество — на грани кризиса, и в этом срочно нужно кого-то обвинить. Политики брать на себя ответственность не желают — и кто же остается? Мы, творческие люди, работники индустрии развлечений. Так вот, у меня для вас новость: наше творчество не формирует общество, а только отражает его. И если кому-то это не нравится, то пусть они меняют общество, а не нас!

Оливер объявил еще одну рекламную паузу, а голый мужчина в номере мотеля достал из холодильника очередную бутылку пива.

— Как ни крути, — сказал он, открывая ее рукояткой пистолета, — мужик дело говорит.

— А по-моему, он придурок, — проворчала его подружка.

— Да ладно, малыш, все люди придурки, с одного боку или с другого. Тут ничего не поделаешь. Зато я на все сто уверен: Брюс Деламитри снимает лучшие в этом хреновом мире фильмы, и если ему не дадут «Оскара», я буду страшно зол.

Тут снова раздался стук в дверь.

— Пожалуйста, — сказала горничная. — Я должна проверять мини-бар. Извините.

Мужчина встал.

— Я разберусь, малыш.

— Расскажите о нем, — попросила женщина-полицейский.

— Я любила просто так сидеть и смотреть на него, — начала девушка. — И думать о том, что он самый клевый, самый красивый парень на свете. Что он лучше всех… Если взять Элвиса, Клинта Иствуда, Джеймса Дина… и не знаю, кого еще… всех других клевых парней, и слепить из них одного, все равно не получится и вполовину такой клевый, как он.

В соседней комнате Брюс отвечал на тот же самый вопрос.

— Поймите же, это было взбесившееся чудовище, — сказал он полицейскому. — Вы меня слышите? Чудовище… сам дьявол… да, чудовище.

Глава третья

— Я стою здесь на пылающих ногах.

Было начало двенадцатого на следующее утро после церемонии вручения «Оскара». Допрос закончился два часа назад. Полицейские дали Брюсу завтрак, который он, к собственному удивлению, съел, а потом оставили его пить холодный кофе (это фирменный полицейский рецепт) и любоваться самим собой во всевозможных утренних телепрограммах. «Кофе-тайм» он не смотрел: это было бы слишком. Брюс представлял себе, как рады издерганные им вчера Оливер и Дейл его сегодняшнему падению и какие крокодиловы слезы проливают над его кровавыми останками. Этого зрелища он бы не вынес, но и оттого, что было по другим каналам, легче не становилось.

Ему снова и снова вручали «Оскар». На Эй-би-си, на Си-би-эс, на Эн-би-си. На «Фокс», и Си-эн-эн, и миллионе других кабельных каналов. Везде он улыбался как дурак, да так в дураках и остался.