Книга Красная сирена - Морис Дантек

Анита Ван Дайк пристально взглянула на Алису, и девочке показалось, что ее сканируют.

«Это нормально, — думала она, стараясь сохранять спокойствие. — Она просто хочет понять, не вру ли я, не сочиняю ли…»

— Как тебя зовут, милая?

Алиса чуть не подскочила на стуле от неожиданности. Она погрузилась в глупые мечты, вместо того чтобы оставаться настороже.

— Алиса Барселона Кристенсен…

Она тут же взяла себя в руки и ответила почти сразу.

— Барселона?

Голос инспектора оставался таким же мягким, и Алиса поняла — инспектор пытается завоевать ее доверие, задавая простые вопросы.

— Эта идея пришла в голову моему отцу, он обожал Барселону, но… знаете… вы можете уже теперь спрашивать меня об убийствах, я не боюсь… Ведь я для того и пришла.

Она как будто слегка расслабилась и со вздохом бросила на пол свою спортивную сумку.

Анита Ван Дайк внимательно изучала девочку.

Алиса Кристенсен разглядывала какую-то точку в пространстве, расположенную между ней и письменным столом.

— Ладно. Так что это за история с убийствами? Алиса Кристенсен ответила не сразу. Она нервно потеребила ремешок своей сумки, потом взглянула на инспектора исподлобья, как будто заранее испытывая стыд за то, что вынуждена будет сказать, прикусила нижнюю губу и бесцветным голосом произнесла:

— Мои родители…

Анита Ван Дайк ждала продолжения, но Алиса погрузилась в глубокие внутренние размышления.

— Что ты имеешь в виду? Твои родители… Они видели убийство? Что-то произошло у тебя дома?

Ты должна быстро мне все рассказать, если хочешь, чтобы я помогла.

Алиса снова вцепилась в ремешок и пробормотала, глядя в сторону:

— Нет… Все не так… Э-э-э…Убийства… Это мои родители. Они убивают людей.

Анита Ван Дайк задержала дыхание, а в комнате мгновенно установилась мертвая тишина.

Оправившись от первого мгновенного изумления, Анита постаралась сделать в уме экспресс-анализ ситуации и составить план срочных шагов, которые позволили бы ей осторожно продвигаться вперед, одновременно прикрыв свои тылы.

— Слушай меня внимательно, Алиса: если не хочешь, чтобы твой приход сюда оказался бесполезным, мы должны будем все сделать правильно.

Алиса молча кивнула в знак согласия.

— Итак… Сначала ты расскажешь мне об основных событиях, потом мы составим первый протокол, который ты подпишешь. Дальше, если ты не слишком устанешь и сама этого захочешь, мы вернемся к детальному рассмотрению событий. Идет?

Еще один кивок. Между ними впервые установилось молчаливое согласие, они заложили первый кирпичик в стену доверия, и Анита поняла: она на правильном пути.

— Так, — продолжила она еще спокойнее и дружелюбнее, — ты не будешь возражать, если я запишу наш разговор?

Говоря это, Анита открывала ящик стола, чтобы достать свой маленький японский диктофон.

Алиса задумалась всего на полсекунды, потом помотала головой, давая понять, что не возражает.

Анита поставила диктофон на стол, нажала на «запись» и включила компьютер.

Мгновение Алиса как зачарованная любовалась голубыми бликами света на лице инспектора.

— Кроме того, должна напомнить, что ты имеешь право на адвоката, уже сейчас, и показания будешь давать под присягой.

— Я согласна, — проговорила девочка прямо в диктофон. — Мне не нужен адвокат… Я… я сама пришла засвидетельствовать кое-что…

Ее голос замер.

Анита улыбнулась ей, подбадривая, и спросила:

— Для начала скажи мне, как тебя зовут, где ты живешь, имена и фамилии твоих родителей, чем они занимаются.

— Хорошо, — произнесла Алиса хриплым голосом. — Меня зовут Алиса Барселона Кристенсен. Я ношу фамилию моей ма… мамы, Евы Кристенсен. Мне двенадцать с половиной лет, я живу с родителями на Рембрандт-страат, то есть я хотела сказать — с мамой и новым отцом, моим отчимом, Вильхеймом Брюннером… Мои родители управляют разными компаниями…

Пальцы Аниты Ван Дайк с тихим стуком летали по клавишам, заполняя собой комнату. Алиса завороженно смотрела, как быстро и ловко указательные пальцы молодой медноволосои женщины управляются с компьютером.

— Прекрасно, — заключила она, закончив. — А теперь расскажи мне все, с самого начала.

Анита внимательно посмотрела на девочку и поудобнее устроилась в своем старом кресле.

Лицо инспектора было спокойным и сосредоточенным. И Алиса решилась,

— Ну вот, — начала девочка, и Аните показалось, что она репетировала свой рассказ много часов, нет — дней — подряд. — Это началось в прошлом году, нет, в самом конце позапрошлого года. Тогда я точно поняла: происходят странные вещи… А еще немножко раньше…

В то лето, когда Алисе Кристенсен исполнилось десять лет, она впервые услышала, как бабушка ругается с ее мамой.

Стоя на самом верху лестницы, огромной лестницы, которая вела со второго этажа в вестибюль перед гигантским белым салоном в стиле арт деко, она видела, как открылась дверь и вошла бабуля, а следом за ней — мама.

— Ты просто-напросто шлюха. А твой австрияк — болван и простофиля.

— Отчего же, мама! — возразила Алисина мать, молодая блондинка, одетая в великолепное шелковое вечернее платье. — У него есть деньги, его отец был промышленником, преуспевшим в Германии, он унаследовал огромное состояние и дело, приносящее хороший доход.

— Нет… этот тип мне не нравится…Он кажется мне фальшивым, лицемерным, от него исходит нечто омерзительное.

— Перестань, мама… Мы прекрасно ладим…

— В том-то и дело… Ты — шлюха, роскошная, конечно, и все-таки шлюха! — Слова бабушки еще долго звучали в ушах Алисы.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что этот человек может отвечать за Алису? — продолжала бабушка, — Он только и умеет, что разъезжать на спортивных машинах и проводить время в модных клубах с юными пустышками! Он совершенно не способен воспитывать ребенка, думаешь, этого хотел твой отец? Черт возьми, Ева, да с чего бы вдруг этому человеку превращаться в образцового отца…

— Да уж, родной был бы предпочтительней, — отвечала ее мать, и Алиса поняла: она говорит о человеке из ее воспоминаний и с единственной сохранившейся фотографии. Стилен Тревис, ее отец. Англичанин из Барселоны, как иногда называла его ее мать.

— Ах ты, дрянь! — завопила бабушка, и в тишине огромной комнаты зазвенели ее золотые серьги. — Ты все пачкаешь, все уничтожаешь… Хотела бы я, чтобы ты кончила свою жизнь в сточной канаве…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что собралась вычеркнуть меня из папиного завещания?

Бабушка пожала плечами: