Книга Последний барьер - Дик Фрэнсис

— Хотите расскажу, как вы распорядитесь этой суммой? Вы заплатите за учебу в медицинском колледже, о котором мечтает ваша сестра Белинда. Ваша младшая сестричка Хелен хочет пойти учиться в школу живописи — вы дадите ей эту возможность. Вы отложите деньги для того, чтобы ваш тринадцатилетний брат смог стать адвокатом, — если он, когда повзрослеет, не раздумает. Вы сможете взять еще нескольких работников, иначе заботы о том, как прокормить, одеть и выучить брата и сестер, быстро доведут вас до могилы.

Наверное, можно было бы не удивляться, что он все разнюхал основательно, но зачем совать нос в мои личные дела? Я разозлился.

— Я тоже должен дать образование двум дочерям и сыну, — продолжал он, — поэтому знаю, во что это обходится. Моя старшая дочь уже в университете, а близнецы — мальчик и девочка — совсем недавно окончили школу.

Я продолжал молчать, и он заговорил снова.

— Вы родились в Англии, но еще ребенком попали в Австралию. Ваш отец Хауэрд Рок был адвокатом, хорошим адвокатом. Когда вам было восемнадцать лет, ваши родители погибли в океанской катастрофе. На ваши плечи легли заботы о себе, сестрах и брате, и вы стали зарабатывать на жизнь разведением и продажей лошадей. Я знаю, что вы собирались пойти по стопам отца, но деньги, отложенные родителями на вашу учебу, вы пустили на создание собственного дела. Можно сказать, вы преуспеваете. Лошади, которых вы продаете, пользуются репутацией дисциплинированных и хорошо обученных животных. К своей работе вы относитесь серьезно и в своей среде пользуетесь уважением.

Он с улыбкой взглянул на меня. Я стоял не шевелясь. Кажется, это было еще не все.

— Директор вашей бывшей школы в Джилонге, — продолжал он, — говорит, что у вас хорошая голова и вы способны на большее. Директор вашего банка говорит, что вы почти ничего не тратите на себя. Ваш доктор говорит, что вы не были в отпуске вот уже девять лет, если не считать месяца, который пролежали в больнице со сломанной ногой. Ваш пастор говорит, что вы никогда не ходите в церковь, и это его очень печалит. — Он неторопливо отпил из стакана.

Похоже, перед графами, если им что-нибудь нужно, открываются все двери.

— И наконец, — добавил он с легкой ухмылкой, — бармен из «Золотой долины» в Перлуме говорит, что не побоялся бы оставить вас со своей сестрой, хоть вы и красавчик.

— И какие вы сделали выводы? — спросил я, уже вполне успокоившись и держа себя в руках.

— Что вы зануда, работяга и педант, — с удовольствием выложил он.

Я с облегчением рассмеялся и сел в кресло.

— Вы совершенно правы, — согласился я.

— С другой стороны, все говорят, что если вы беретесь за что-то, то обязательно доводите дело до конца, что вам нипочем тяжелая физическая работа. А о лошадях вы знаете столько, что вполне можете работать конюхом с завязанными глазами и стоя на голове.

— Весь ваш план никуда не годится, — со вздохом произнес я. — С этой работой не справлюсь ни я, ни Артур Симмонс, вообще никто. Она просто невыполнима. Сколько в Англии скаковых конюшен? Сотни! Вы можете жить в них месяцы и ни о чем не слышать, хоть махинации вокруг вас будут идти полным ходом.

— Не думаю. — Он покачал головой. — Бесчестных конюхов у нас на диво мало, гораздо меньше, чем кажется вам, да и многим другим. И если пройдет слух, что какой-то конюх падок на даровые деньги, к нему потянутся мошенники всех сортов, как к неохраняемой золотой жиле. Нашему человеку потребуется сделать одно: намекнуть, что с ним можно иметь дело. Его завалят предложениями, можно не сомневаться.

— Но теми ли, которые вам нужны? Не уверен.

— Во всяком случае, мне кажется, этим путем можно докопаться до истины. Честно говоря, положение таково, что мы готовы ухватиться, за любую возможность. Мы уже все испробовали. Безрезультатно. Хотя всех, кто имел какое-либо отношение к «порченым» лошадям, подвергали тщательным допросам. Полиция заявила, что помочь ничем не может. Раз мы не знаем, какой именно допинг применяется, мы не можем дать полиции никаких сведений. Мы наняли фирму частных агентов, но и они ничего не добились. Прямые действия не дали результатов, косвенные — того хуже. Я готов поспорить на двадцать тысяч фунтов, что вам удастся добиться большего. Итак, согласны?

— Не знаю, — ответил я и тут же мысленно обругал себя за слабость. Я должен был ответить: «Нет, разумеется, нет».

Он заметил мою оплошность, подался всем корпусом вперед и заговорил быстро, вкладывая в каждое слово страстную убежденность.

— Я хочу, чтобы вы поняли, как сильно я и мои коллеги обеспокоены этими нераскрытыми случаями применения допинга. Я сам владелец нескольких скаковых лошадей — их в основном готовят для стипль-чеза, — в моем роду из поколения в поколение очень любили скачки и делали для их развития все возможное... Трудно даже выразить словами, какую роль в жизни таких, как я, играет конный спорт... И вот уже второй раз за три года его процветание находится под серьезной угрозой. Во время первой большой волны допинга печать и телевидение не поскупились на злые шутки, и мы не можем позволить, чтобы это повторилось. Пока нам удается усыплять бдительность репортеров, потому что случаи эти происходят не так уж часто — первый произошел больше года назад, — и если у кого-то возникают вопросы, мы просто отвечаем, что результаты анализа отрицательные. Но мы обязаны раскрыть эту новую форму допинга сейчас, пока она не получила широкого применения. Иначе над скачками нависнет смертельная угроза. Представьте себе — число лошадей, победивших под воздействием допинга, все растет, зрители теряют веру, разочаровываются... Стипль-чез получит такой удар, от которого не скоро удастся оправиться, если вообще удастся. Речь не только о приятном времяпрепровождении. Скачки — это ведь целая индустрия, в ней заняты тысячи людей... Далеко не последнюю роль играют и владельцы конных заводов, такие, как вы. И если почитатели конного спорта откажутся финансировать скачки, это может привести к катастрофе.

— Но неужели в самой Англии нельзя найти человека, который смог бы собрать нужные вам сведения? — возразил я. — Человека, который знает мир ваших скачек вдоль и поперек. Я-то о них не знаю абсолютно ничего! Я распрощался с Англией, когда мне было девять лет. Какой от меня толк? Нет, это исключено.

«Вот так лучше», — похвалил я себя. Главное — держаться потверже.

Он посмотрел в свой стакан и заговорил, словно с неохотой.

— Видите ли... мы пробовали найти такого человека в Англии... Спортивный журналист, специалист по скачкам. Очень хорошее чутье. К тому же мы чувствовали, что на него можно положиться. Одним словом, он занялся поисками. Увы, он потратил на них несколько недель, и все впустую. А потом бедняга погиб в автомобильной катастрофе.

— Но можно попробовать еще кого-нибудь... — не уступал я.

— Он погиб в июне, в соревнованиях по стипль-чезу как раз был летний перерыв. Новый сезон начался в августе, и только тогда нам в голову пришла мысль о конюхе со всеми связанными с ней трудностями.