Книга Твердая рука - Дик Фрэнсис

Я слегка вздохнул. Мне казалось, что такое происходит в жизни большинства тренеров и это не повод для мелодраматических визитов в парике.

— А теперь, — она наконец перешла к делу, — речь идет о Три-Нитро.

Я вздохнул. Три-Нитро заполнял колонки всех газетных статей о скачках. Его называли лучшим жеребцом десятилетия. Прошлой осенью его карьера достигла своего апогея, он затмил соперников, и победу на скачках будущим летом знатоки в один голос отдавали ему. Я сам видел, как в сентябре он выиграл соревнования в Миддл-Парке в Ньюмаркете, и Хорошо запомнил его головокружительный галоп.

— Скачки состоятся через две недели, — сказала Розмари. — Да, ровно через две недели. А вдруг что-нибудь случится, вдруг и он не сможет победить и проиграет, как остальные?.. — Она опять задрожала, но, когда я собрался ей ответить, торопливо и нервно продолжила: — Сегодня вечером у меня был один-единственный шанс… только сегодня я могла сюда прийти… Джордж непременно рассердится. Он говорит, что с лошадью ничего не случится, никто не тронет Три-Нитро, у нас отличная охрана. Но он боится, я знаю, что он боится. Он взвинчен. Напряжен до предела. Я предложила ему пригласить тебя охранять лошадь, и он едва не рассвирепел. Сама не понимаю почему. Я никогда не видела его в такой ярости.

— Розмари, — начал я, покачав головой.

— Послушай, — перебила она. — Ты должен убедиться, что с Три-Нитро до скачек в Гинеях ничего не произойдет. Я очень хочу этого. Вот и все.

— Все…

— Зачем желать чего-то большего и загадывать на будущее… Если кто-то что-то задумал… Вот потому я тебя и прошу. Я не могла это больше выносить. Я должна была прийти. Должна. Скажи мне, что ты согласен. Скажи, сколько тебе надо, и я заплачу.

— Дело не в деньгах, — откликнулся я. — Поймите, я не смогу проследить за Три-Нитро так, чтобы об этом не узнал Джордж. Это невозможно.

— Ты можешь это сделать. Я уверена, что тебе удастся. Ты и раньше делал то, от чего другие отказывались. Я должна была прийти. Я не могла это выдержать. И Джордж не мог… по крайней мере, не три года подряд. Три-Нитро обязан выиграть. А тебе нужно убедиться, что ничего не произойдет. Попытайся. Ну, пожалуйста.

Она вдруг задрожала сильнее прежнего и, казалось, была близка к истерике.

Мне захотелось ее успокоить, однако я вовсе не собирался ей подчиняться.

— Ладно, Розмари. Я попытаюсь что-нибудь сделать, — пообещал я.

— Он обязан победить, — повторила она.

— Не вижу причин, почему бы нет, — примирительно проговорил я.

Она безошибочно уловила в моих интонациях скепсис, бессознательное желание отнестись к ее требованию как к прихоти взбалмошной женщины. Я и сам услышал эти нюансы и догадался по ее взгляду, что она их почувствовала.

— Господи, зачем я к тебе явилась? Только время потеряла, — с горечью воскликнула она и встала. — От всех мужчин никакого толку. У вас в мозгах застой.

— Вы не правы. Я же сказал, что попытаюсь.

Она со злобной усмешкой произнесла «да», и я понял, что Розмари сейчас взорвется и устроит скандал. И не ошибся. Она швырнула в меня пустой бокал, я не успел его подхватить, он упал рядом со столиком и разбился.

Розмари опустила глаза на сверкающие осколки и немного успокоилась.

— Прости, — буркнула она.

— Не имеет значения.

— Я перенапряглась.

— Забудем об этом.

— Мне пора идти. Я все-таки должна посмотреть этот фильм. А не то Джордж спросит. — Она надела плащ и стремительно двинулась к выходу, дрожа от волнения. — Мне незачем было сюда приходить. Но я подумала…

— Розмари, — уныло произнес я. — Поверьте мне. Я слов на ветер не бросаю.

— Никто не знает, в чем тут суть.

Я проследовал за ней в холл, чувствуя, как глубоко она расстроена. Ее отчаяние словно было разлито в воздухе. Розмари взяла черный парик со столика в прихожей и спрятала под него свои каштановые волосы. Ее движения были угловаты, порывисты. Розмари ненавидела себя и меня, этот визит вызывал у нее отвращение.

Она не привыкла лгать Джорджу, и разговор со мной показался ей теперь каким-то нелепым диким капризом. Она с ненужной ожесточенностью подкрасила губы яркой помадой, торопливо завязала шарф и вытащила из сумки темные очки.

— Я переоделась в уборной на станции метро, — пояснила она. — Все это так возмутительно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу отсюда. Ведь что-то происходит. Я это знаю. И Джордж напуган…

Она стояла у двери, ожидая, чтобы я ей открыл. Эта тонкая, элегантная дама выглядела сейчас откровенно отталкивающей. Я подумал, что ни одна женщина не станет уродовать себя без крайней необходимости, и ощутил к ней какое-то странное уважение. Я ничего не сделал, чтобы облегчить ее страдания, и не испытал удовольствия, поняв их причину. Ведь я слишком долго видел ее совсем в ином положении. Ей не нужно было особенно контролировать и сдерживать себя, а я с шестнадцати лет привык исполнять ее просьбы и угадывать желания. Если бы я дал ей возможность выплакаться, говорил бы с ней тепло и дружески, а может быть, и поцеловал, то оказал бы ей куда большую услугу. Но внутренняя преграда была во мне самом, и ее не так-то легко было убрать.

— Мне не надо было сюда приходить, — снова сказала она. — Теперь я это понимаю.

— Вы хотите, чтобы я… сразу начал действовать?

Ее лицо исказилось в гримасе.

— О, Боже. Да, я хочу. Но я вела себя как последняя идиотка. Я все время себя обманывала. В конце концов ты просто жокей.

Я открыл дверь.

— Хотел бы я им быть, — небрежно проговорил я.

Она окинула меня невидящим взглядом, думая лишь о том, как поедет в метро, посмотрит фильм и расскажет о нем Джорджу.

— Я не сумасшедшая, — сказала Розмари. Она резко повернулась и, не оглядываясь, вышла. Я наблюдал, как она спустилась по лестнице, открыла дверь и скрылась из виду. Потом вернулся в гостиную, продолжая чувствовать, что держался не на высоте. Мне показалось, что от присутствия Розмари в квартире изменился даже воздух. Он стал каким-то спертым и тревожным.

Я нагнулся и подобрал с пола большие осколки разбитого бокала. Но среди них были и маленькие, острые стеклышки, я поленился их собирать и принес с кухни совок и тряпку.

Держать мусорное ведро можно и левой рукой.

Я по привычке попытался согнуть и поднять ее, забыв, что это протез.

Искусственные пальцы начали действовать и сжались в кулак. Если я отдавал приказ опустить руку, они разжимались. Всякий раз между моим мысленным приказом и реакцией протеза проходило примерно две секунды, и я не скоро приспособился к этому интервалу.

Конечно, пальцы не могли чувствовать, крепко ли они сжаты. Люди, приладившие мне руку, говорили, что я достиг настоящего успеха, когда стал брать ею яйца. На первых порах я расколошматил их целую дюжину, если не две.