Книга Девушка у обрыва - Вадим Шефнер

Вскоре к моему столику подошёл громоздкий САВАОФ. Я сказал ему, чтобы он исправил фонозапись в подчинённых ему САТИРах – они выражаются не вполне грамотно. Стыдно, ведь здесь Университет, центр культуры.

– Встревожен. Взволнован. Приму меры, – ответил САВАОФ. – Есть ещё замечания?

– К сожалению, есть. Мне подали пережаренную синтет-печёнку. Неужели вы предполагаете, что если всё теперь бесплатно, то можно кормить людей пережаренной печёнкой?

– Встревожен. Взволнован. Приму меры, – ответил САВАОФ. – Есть ещё замечания?

– Нет. Можете идти.

Пообедав, я вышел на набережную и пошёл к Первой линии. На набережной всё было почти так, как в обычные дни, только на судах виднелись флаги расцвечивания да у гранитного спуска толпилось множество мальчишек и девчонок. Они останавливали всех прохожих и просили у них денег. Получив просимое, дети бежали по ступенькам к воде и бросали монетки в воду. А из бумажных купюр они делали маленькие лодочки и пускали их по волнам. В школах по случаю отмены денег занятий в этот день не было, что, на мой взгляд, едва ли способствовало укреплению дисциплины.

Когда я свернул на Первую линию, то увидел Чепьювина[5]. Приплясывая и что-то невнятно напевая, он шёл по пластмассовым плиткам мостовой, мешая движению элмобилей, которые почтительно его объезжали. Люди с интересом и удивлением, а некоторые и с явным испугом глядели на него. Я и сам остановился поглядеть на редчайшее зрелище, – в последний раз я видел одного Чепьювина в детстве, когда мне было лет девять.

Я постоял немного, надеясь, что Чепьювин выругается и мне удастся записать какое-либо новое для меня бранное выражение. Но Чепьювин только напевал – и всё. Я пошёл дальше, несколько огорчённый тем, что мне не удалось пополнить составляемый мной СОСУД. Дело в том, что я с двенадцати лет начал составлять словарь, который назвал СОСУДом (Словарь Отмерших Слов, Употреблявшихся Древними). Мой СОСУД состоял из четырёх разделов: 1) Ругательства, 2) Воровские термины, 3) Охотничьи термины, 4) Военные термины. Если второй, третий и четвёртый разделы СОСУДа я мог пополнять за счёт старинных книг и архивов, то первый раздел пополнялся очень скудно, так как ругань на Земле давно вышла из обихода, а письменных источников не было. Приходилось собирать этот раздел по крупицам, и составление его подвигалось весьма медленно.

На Большом проспекте было людно. Здесь чувствовался праздник. Из открытых окон и с балконов летели бумажные деньги и, планируя, падали под ноги прохожим. Проходя мимо сберкассы, я заглянул туда. Там толпились дети. Они смеялись, прыгали и бросали друг в друга распакованными пачками денег. Весь пол покрыт бумажками. Время от времени ребята подбегали к столу, и сидящая за столом ФЭМИДА[6] выдавала им новые пачки.

На углу Большого проспекта и Шестой линии я встретил своего друга Андрея Светочева. Да-да, того самого Светочева, имя которого ныне известно каждому Человеку на Земле. Но тогда он был ещё ничем не знаменит. Впрочем, среди Учёных он и тогда уже был известен.

Андрея я знал с детских лет – мы жили с ним в одном доме и учились в одной школе. Потом учебные пути наши разошлись – Андрей всегда интересовался техникой и после школы был принят в Академию Высших Научных Знаний, я же поступил на филологический факультет Университета. И хоть мы могли жить дома, потому что родители наши находились в Ленинграде, но мы разъехались по общежитиям – так удобнее было учиться. Однако мы остались друзьями и часто встречались. Со школьных лет в нас сохранилась страсть к коллекционированию марок, и это тоже сближало нас. Встречаясь, мы хвастались своими коллекциями и толковали о жизни вообще, о своих планах и надеждах. А планы и надежды были у нас очень разные.

Последние месяцы Андрей был мрачен, молчалив. Однажды, когда я заглянул к нему в общежитие, он признался мне, что задумал одно очень важное открытие, но дело не клеится. Он мечется от одного опыта к другому – и всё без толку.

Я тогда посочувствовал ему и дружески посоветовал взять какую-нибудь менее сложную работу и не стремиться к недостижимым целям. Ведь недостижимое – недостижимо и невозможное – невозможно. Надо намечать ближние цели и шагать от вехи к вехе.

Но Андрей остался недоволен моим дружеским советом и указал на картину, которая висела над его рабочим столом. Там был изображён Геракл, догоняющий Кирнейскую лань. Геракл бежал за ланью по снежным горным вершинам.

– Видишь, как он бежит? – сказал Андрей. – Он бежит по самым высоким вершинам, а тех вершин и скал, что пониже, он не касается ногой, он перепрыгивает через них. Поэтому он и догнал лань.

– Он мог и не нагнать её, – резонно возразил я. – Он мог упасть и разбиться. И потом Геракл – это Геракл, а ты – простой смертный.

– Ну, это уж другое дело, – сухо ответил Андрей и перевёл разговор на марки.

В тот день я ушёл от него с ощущением, что он избрал какой-то ложный путь в науке и не хочет сойти с него из упрямства. Мне даже жалко его стало. Мне давно казалось, что он топчется на месте, в то время как я шаг за шагом неуклонно иду вперёд. Моя «Антология» и комментарии к ней были не так далеки от завершения, и я уже подумывал о следующей работе: «Писатели-фантасты XX века в свете современных этических воззрений». Кроме того, я неустанно работал над своим СОСУДом. Как я уже упоминал, это был весьма кропотливый труд. За каждым бранным словом для первого раздела СОСУДа мне приходилось буквально гоняться с пеной у рта, как говорилось в старину. Дело осложнялось и тем, что свою Помощницу, Нину Астахову, щадя её девическую стыдливость, к этой работе привлечь я не мог.

В целом же я медленно и верно продвигался вперёд, в то время как Андрей топтался на месте, поставив перед собой невыполнимую, как мне тогда казалось, задачу.

Но вернусь к описываемому мною дню. Итак, я встретил Андрея на углу Большого проспекта и Шестой линии. Андрей опять был мрачен.

– Куда ты спешишь, Андрей? – спросил я его.

– На Почтамт, – хмуро ответил он. – Ты ведь знаешь, что марки отменены. Прежде мне хоть в марках везло, а теперь и марки отменили.

– Отменили? – удивился я. – Как же так? А наши коллекции?

– Ты плохо слушал сообщение об отмене денег. Там сказано: отменяются деньги, а также всякие знаки оплаты. А марки – это и есть знаки оплаты.

– Действительно, – догадался я. – Раз нет денег, то и марки отпадают… А как же быть филателистам?

– Никак! – буркнул Андрей. – Едем к Почтамту.

Движением руки он подозвал проходящий мимо такси-элмобиль, и мы сели в него.