Книга Убийства мальчиков-посыльных - Перихан Магден

Англичанин перевел бесцветные глаза на Изабель и, пытаясь исправить неловкость, воскликнул:

— Ах, какая миленькая обезьянка! — и хотел было погладить Изабель.

— Не трогайте, пожалуйста! — крикнул я. — Не прикасайтесь к Изабель, сударь. Мы не будем больше вас задерживать. Огромное спасибо от мамочки за инжир и всего доброго.

Мой голос звучал так резко, так сердито, что англичанин растерялся. Промычав нечто невразумительное, он кивнул нам на прощание и вышел.

Господин карлик с Изабель переглянулись и разразились хохотом.

— Вы просто прелесть, — сказал господин карлик. — Таких людей сейчас почти нет. Ведь храбрость теперь встречается нечасто.

Я слегка склонил голову. Карлик с Изабель мне нравились, и я был рад, что нравлюсь им.

— Изабель уже давно так не смеялась, — сказал господин карлик. — Я весьма вам благодарен.

Протянувшись, он взял Изабель за ручку. Та мило покачала головой, словно говоря: «Да, друг мой, ты прав».

Изабель с карликом очень любили друг друга. Любили безоглядно, крепко и безумно. «Как замечательно», — подумал я. Уже давно я не встречал людей, которые бы так любили кого-то или что-то; давно я не видел такой любви.

— Важный человек, должно быть, ваша матушка, — заметил господин карлик. — Удостоиться внимания маньчжурского принца — это серьезно. Бедняга ведет такую скучную жизнь и так одинок, что воспринимает мир сквозь завесу ужасного эгоизма. Этот юноша ничего не заметит, даже, как сказано в одном моем любимом стихотворении, «коль вселенная однажды разлетится на куски».

— При чем тут мама, не понимаю, — сказал я. — Важный она человек или нет, я не знаю. Мы редко видимся, она живет со слугой по имени Ванг Ю в доме, оставшемся после дедушки. Можно даже сказать, что в родном городе я чужой, ведь я всю жизнь провел в интернатах и путешествиях.

— Понимаю, — сочувственно кивнул карлик. Поверьте, он произнес эти слова не просто из вежливости, он действительно все понимал.

Изабель стало жарко, она сняла каракулевое пальто. На шее у нее сверкало великолепное колье в виде разноцветных бабочек, сделанных из бриллиантов, рубинов, сапфиров и алмазов.

Карлик, естественно, сразу заметил мои выпученные от удивления глаза.

— Изабель помешана на бабочках, — объяснил он. — Одна моя поклонница, зная о том, как я люблю Изабель, заказала для нее это ожерелье в Бирме. Камни довольно хорошие, техника великолепная, и Изабель нравится иногда его надевать. А что еще нужно?

— Вы хотите сказать, что все эти украшения покупают вам ваши поклонницы? — спросил я. Даже у павлина голос не такой хриплый, как был у меня в тот момент.

— Это следствие моей профессии, — сказал господин карлик. — Мы с Изабель живем за городом, в одном поместье; если изредка куда-то выбираемся, то всегда тратим очень много денег. Короче говоря, мои заработки подчас с трудом покрывают наши расходы. И мне приходится, как я уже упоминал, принимать такие подарки, даже приветствовать их. В прошлом мы долго бедствовали; можно считать, эта страсть к драгоценностям появилась из боязни вернуться к минувшему. Когда я не смогу больше проявлять в своей профессии высочайшее мастерство, мне придется бросить ее. Тогда-то нам с Изабель и понадобятся эти драгоценности, чтобы жить спокойно.

— Простите меня, если вас не затруднит… то есть… Простите, но если я не спрошу, то просто лопну от любопытства… — нерешительно начал я и вдруг выпалил: — Чем вы занимаетесь?

— А-а-а… Я-то думал, вы давно поняли, — ответил он, улыбнувшись своей неповторимой улыбкой. — Я жиголо.

— Вы?… Но… Как же это может быть!.. — воскликнул я. Да-да, я был настолько груб, что выразился именно так.

— Вы хотите сказать: при том, что я карлик? — спросил он. — Да это вообще ерунда.

Тут я вскрикнул:

— Как это — ерунда?! То, что вы карлик, — ерунда?

Изабель хихикала, глядя на мое перекошенное от изумления лицо.

— Да, — спокойно подтвердил господин карлик. — Забудьте обо всех этих психологических теориях, утверждающих, будто женщины всегда ищут мужчин, похожих на своих отцов. На самом деле женщины влюбляются в своих еще не рожденных детей и ищут всегда именно их. То, что я карлик, сыграло мне на руку. Я не такой, как они, но я и не больше них. Мне не свойственна и сугубо мужская небрежность — упорно не замечать, что духовно я хуже них, причем намного. У меня есть единственный изъян: единственный, с головы до пят, и его видно сразу! Они могут жалеть меня сколько хотят, со мной они могут давать волю всем своим необузданным желаниям, которые прежде сдерживали; больше того — они могут делать из меня объект своих желаний. Ну а я таков, как есть; я никогда не был таким, как все те красивые, но бессердечные и пустоголовые мужчины, которые так раздражают женщин. Дамы знают, что я занимаюсь этим ради денег, что я не полюблю ни одну из них, просто не смогу полюбить. Но при этом не буду делать вид, будто готов влюбиться — не буду их обманывать, потому что не хочу обманывать себя. Они знают, что я люблю Изабель, ее и только ее. Взамен я безупречно выполняю свою работу. Они принимают меня таким, каков я есть. И от этого им еще лучше. Женщины часто отравляют себе жизнь, пытаясь измениться ради мужчин, которые не принимают их такими, какие они есть, либо пытаясь изменить мужчин, которых они сами не могут принять как есть. И самая большая любовь обязательно останется без ответа. А меня они любят как своих детей. Развлекаясь со мной, они познают самое большое, самое запретное и неизменное наслаждение — наслаждение от кровосмешения. Это так сложно и так просто одновременно. Я никогда прежде не пробовал рассказывать об этом, не знаю, получилось ли у меня понятно?

Я растерянно кивал. Как ребенок, который заглянул в колодец и увидел на дне сотни звезд. Вдруг снаружи послышались крики.

Юноша кричал: «Я хочу поговорить! Пустите меня, я хочу с ними познакомиться, я поговорить хочу!»

До нас донесся шепот нескольких человек, они пытались его успокоить, просили вернуться обратно в купе. Голос одного из них я узнал. Это был голос скучного англичанина с выговором оксфордского профессора, который недавно приносил инжир. Через некоторое время шум стих. Дверь соседнего купе с грохотом захлопнулась.

Карлик, указывая глазами в сторону соседнего купе, проговорил:

— Маньчжурский принц. Пытался с нами познакомиться. — И глубоко вздохнул: — Ах, бедный мальчик! Они ему вздохнуть лишний раз не дают, а еще ждут, что он создаст философию, которая спасет мир… Поверьте: когда вокруг все стерильно, когда жизнь полна комфорта и покоя, когда ты оторван от мира, то ничего не выйдет. А если и выйдет, то какой-нибудь величайший мыслитель нашего столетия. Вроде Рудольфа Гесса.

— Ага, — согласился я. — Или Говарда Хьюза.

— В двенадцать лет новый Мессия написал удивительную книгу. Прошло уже семь лет, а он так и не смог написать больше ни строчки. Конечно, что можно чувствовать рядом с такими людьми? Они как распорядители на похоронах. О чем можно думать, о чем писать? Все, что я узнал о жизни, я узнал в родном цирке. А еще благодаря любви Изабель.