Книга Месть Скорпиона - Энтони Фруин

Винс помог Сиду выйти из машины. Мириам, которая могла бы утешить мужа, дома не было: она уехала в Хендон на показ мод; в особняке его ждали лишь почти не говорившие по-английски супруги-филиппинцы и ростбиф. Сид предпочитал его всем прочим блюдам, но это когда он не был в трауре, не скорбел и вообще находился в своей тарелке.

Вместо этого Сид схватил початую бутылку бренди, выдул ее залпом, повалился на кровать и заснул.

Винс обошел дом и надворные постройки, а потом выбрал себе одну из спален, у самой лестницы. Если что-то произойдет, он узнает об этом первым.

Но ничего так и не произошло.

Кроме убийства Лайонела.

На следующее утро, часов в одиннадцать, Сид, в шелковом халате и марокканских шлепанцах, по-стариковски сутулясь, прибрел в столовую. Винс поднял глаза от номера «Сан» и тарелки с яичницей и поинтересовался:

– Как самочувствие, шеф?

Сид сел, закурил и отозвался:

– Всего как-то крутит.

– Да уж, дело ясное.

– А миссис Би, сэр, ушла в спортивный клуб, – доложила Мария, филиппинская экономка.

– Угу, – ответил на это Сид, – а как насчет молочного коктейля с клубникой?

– Si, сэр, – кивнула Мария.

– Тут, в «Сан», кое-что об этом есть, – сказал Винс, подталкивая к Сиду таблоид.

Сид посмотрел.

– Не вникаю. О чем это?

– Да все одно и то же. Пишут, что он был достойным членом общества.

– Про меня упоминают?

– Ну да, что ты его брат, видный бизнесмен.

– И все?

– Все.

– Есть у нас человечек на Флит-стрит, кто может разузнать, что собираются делать ребята из Скотленд-Ярда?

– Уоллес Слайд – самое то, – пробормотал Винс, увлеченно вытирая тарелку ломтиком белого хлеба.

– А, старина Уолли. Он ведь наш должник, так, кажется?

– Еще бы.

– Пусть придет сегодня вечером в клуб. И пусть принесет материалы.

– Материалы. Понял, шеф. Есть у меня еще один человечек, с кем стоит связаться.

– Отлично.

Винс толкнул дверь «Виноградной лозы» и сквозь густой табачный дым увидел за стойкой старину Уолли и парочку еще совсем зеленых репортеров, которым он впаривал полуфантастические истории о том, как в былые славные времена охотился за выдающимися бандитами вроде Мессины, Крэя или Ричардсона. Ни о чем другом говорить он просто не мог.

– Привет, Уолли, – сказал Винс.

– Винсент, мой мальчик, как я рад тебя видеть. Тебе нужно попробовать этот клубничный ликер. Ты просто обязан его попробовать.

– Не сейчас, Уолли. Выйдем, перекинемся словечком.

– Выйдем?

– Ну да. И не тяни.

– Вы ведь извините меня, господа. Долг зовет!

Эту привычку Уолли напыщенно выражаться Винс ненавидел почти так же сильно, как его галстук-бабочку и разукрашенные жилетики. Вообще-то, он просто ненавидел Уолли – ненавидел, и все тут. Он не мог понять, как этот козел стал главным репортером отдела происшествий. Правду сказать, этого не мог понять не только Винс.

Едва выйдя за дверь, Уолли заговорил:

– Как-то ты невежливо, старина. Понимаешь, о чем я? Больше так не делай. Я тебя предупреждаю.

Винс не обратил на его слова никакого внимания, а просто спросил, слышал ли Уолли о том, что сталось с братом Сида. Он слышал. Знает ли он еще что-нибудь? Нет, он ничего больше не знает.

– Что ж, Уол, значит, будешь знать. Сегодня вечером Сид ждет тебя в клубе. В шесть часов.

– Эй, сбавь обороты, старина. Я сегодня ужинаю с репортерами.

– Уже не ужинаешь. Сегодня вечером ты будешь в клубе.

– Это же случилось в Кенте, в Маргейте. Я там никого не знаю.

– Значит, познакомишься.

– Но я же не могу просто снять трубку и…

– Ты будешь делать то, что должен. Сиду нужны материалы, и нужны сегодня. Ты понял?

– Я вряд ли…

Но Винс уже не слушал Уолли. Он подошел к обочине и остановил такси.

Такси остановилось у главного входа в Нью-Скотленд-Ярд. Винс выглянул из машины. Из здания вышел высокий благообразный мужчина в белом плаще. Он посмотрел в сторону Винса и торопливо направился к нему. Винс открыл дверцу. Это был старший полицейский офицер Лаксфорд.

– Немного это не по правилам. Звонить мне вот так, с бухты-барахты.

– Когда нужда припрет, сам знаешь… – ответил Винс и, перегнувшись к водителю, сказал: – Езжай вокруг квартала.

Таксист кивнул, и Винс поднял разделяющее их стекло.

– Полагаю, это из-за истории с братом Сида? – спросил Лаксфорд.

– В точку. Что ты об этом знаешь?

– То же, что и все. Что пишут в газетах. Больше ничего.

– Сид хочет иметь полную картину. Он хочет знать, что происходит. Во всех подробностях и как можно скорее.

– Это же Кент, а не Лондон. Они там совсем другого сорта люди.

«Они там». И этот говорит о Маргейте «они там». Но ведь до Маргейта шестьдесят с чем-то миль по побережью. Послушать их, можно подумать, будто это заграница.

– Ну что мне тебе сказать, Старшой. Надо, значит, надо. И желательно сегодня. Ты уж постарайся.

Лаксфорд вздохнул.

Винс улыбнулся и сказал:

– Сид никогда не подводил тебя, Брайан, верно? И он нечасто просит тебя об услуге.

– Постараюсь не разочаровать его, – ответил Старшой.

Они высадили Старшого на приличествующем расстоянии от его учреждения, и таксисту было велено ехать на Керзон-стрит, где у Сида находилось казино. Винс сидел в такси и чувствовал растущее беспокойство. Убийство Лайонела – точнее, казнь Лайонела, – это было что-то из ряда вон. Ошибки, конечно, быть не могло: у них там, в Маргейте, не бывает ошибок. Задохлый курортный городишко. Самое большее, на что они были способны, это по пьянке помахать кулаками. Ну подерутся два прыщавых юнца за какую-нибудь блондинистую Шэрон, но это уже предел. И уж конечно, там никогда никого не вязали и не стреляли никому в голову. Никогда. До недавнего времени.

Но с Лайонелом поступили именно так.

И от этого никуда не деться.

Может ли быть, чтобы Лайонел оказался замешан в какую-нибудь интригу? Ну уж нет. Винс знал Лайонела столько же, сколько Сида, – больше двадцати лет. У этого парня не было тайн. Он был чист как стеклышко.

Разве не так?

После смерти матери Лайонел продолжал держать газетный киоск. Чем он занимался еще? Да почти ничем. Жил особняком. Время от времени ходил вместе с компанией старичков в боулинг. Самым ярким событием за неделю становилось чтение «Еврейского вестника». Так он жил. Тихий, неприметный. Был человек – и нет человека.