Книга Охотники за головами - Мишель Креспи

Как и обещали, анкета оказалась чрезмерно длинной и подробной. Она придерживалась традиционно хронологического порядка, чтобы высветить всю мою жизнь. Ни одного нескромного вопроса о впечатлениях, о нравственных критериях: факты, и только факты. Сначала я должен был рассказать о профессиональной деятельности и условиях жизни родителей, и даже бабушек и дедушек, затем дать некоторые сведения о братьях и сестрах. Полагаю, что, изучая мои родственные связи, они пытались составить косвенное представление о проблемах, с которыми я мог сталкиваться: более или менее легкое отождествление с отцом; события моего детства, которые могли наложить отпечаток на мою дальнейшую жизнь и однажды проявиться.

Затем шли вопросы о моей учебе. Где, с кем, почему, и перечисление всех, с кем учился. Эта часть анкеты, очевидно, специально касалась бывших выпускников элитных учебных заведений, которых, как известно, отыскивают по их адресам. Завербовать выпускника Национальной школы управления выгодно лишь в том случае, если он общается с коллегами и может с помощью нескольких телефонных звонков нужным людям быстро распутать трудную ситуацию и проложить кратчайшие тропинки в джунглях правительственных учреждений. Показались немного странными один или два вопроса. Спрашивалось, например, какие исторические события меня особенно поразили и почему. Я назвал высадку союзников на Луну; по-моему, такой ответ не мог меня скомпрометировать.

Затем я должен был отчитаться о своей профессиональной деятельности, указав координаты свидетелей, и вкратце описать предприятия, на которых работал, назвав их сильные и слабые стороны. Промышленный шпионаж немного мог извлечь из этих вопросов. Им особенно хотелось знать, чему я придавал значение.

Здесь я насторожился. Наваждение, навеянное любезным приемом молодого человека, рассеялось, и я начал вникать в каждый вопрос, спрашивая себя, почему он задан и чего они добиваются. Верный своему обязательству, я не скрывал правду, но давно известно, что одновременно может существовать несколько истин. Я хотел выбрать не просто правильный ответ, а наилучший, но который не выдал бы моей сущности.

Они не ограничили меня во времени, однако я догадывался, что этим моментом нельзя пренебрегать. Медлительность приводит в ужас всех нанимателей. К счастью, я соображаю быстро, и тут у меня не было проблем.

Я уже выполнил две трети работы, когда вошел тот молодой человек и предложил мне кофе. Я с улыбкой отказался: подобный жест мог быть не только проявлением радушия, но и еще одним тестом. Никому не нравится платить две сотни франков в час и смотреть, как этот кто-то целый час болтает о футболе возле кофеварки. Тут-то я и начал скатываться в паранойю. Мне казалось, что здесь не было ничего дарового, бесцельного и каждое слово, каждый жест являлись ловушками, загадками. В нормальной жизни существуют разграничения, есть фразы, ничего не значащие, а есть – судьбоносные, бывают моменты расслабленности и напряжения; есть сцена и есть кулисы. У Де Вавра все могло иметь особый смысл. Собака Павлова, не зная, имеет ли она дело с квадратиком, за который вознаграждают, или с кружочком, за который наказывают, теряется. То же самое они проделывали и со мной.

А мне чертовски была нужна эта работа. Я не мог позволить себя вычеркнуть, ответив: «белое» вместо «черное», когда мне показывали «серое».

Молодой человек удалился, а я попытался успокоиться. Де Вавр не единственный на этом свете, и если я провалюсь, то мне повезет в другом месте. В то же время я понимал, что все наниматели стремятся приобрести одно и то же, и если передо мной захлопнут эту дверь, другую мне уже никто не откроет. Конечно, так было бы проще и быстрее. Вся наша общественная структура основана на принципе: твоя жизнь зависит от одного дня, максимум от трех-четырех. В этот день группка людей, ничего о вас не знающих, за десять минут составляет представление о вашей компетентности и характере. А у вас есть десять минут, чтобы их убедить. Де Вавр тратил больше времени. Это должно было меня успокоить. Но чем больше времени, тем глубже копают и больше находят. Я встряхнулся. Что ж, мне нечего скрывать, напротив, я хороший и докажу им это. И я вновь взялся за работу.

Следующая часть анкеты касалась моих рабочих навыков, технических принадлежностей, которыми я умею пользоваться (Интернет, табулятор, обработка текста), и качеств, которыми должна обладать моя секретарша или сотрудник. Интересовались также и моим образом жизни: сколько часов я сплю ночью, занимаюсь ли спортом, курю – за что увольняют из американских компаний. И, естественно, хобби; я никогда не мог понять, почему люди упорно сообщают о них в своих анкетах, как будто служащий, занимающийся фигурным катанием, привлекательнее того, кто увлекается баскетболом. На мой взгляд, лишь немногие увлечения могут сказать что-нибудь о человеке: гольф, к примеру, свидетельствует о принадлежности к определенной социальной группе, а филателия указывает на педантичный и не склонный к авантюрам характер. Все остальное ерунда; тот, кто обожает высокогорный треккинг, отличается выносливостью и настойчивостью, но может оказаться и неработоспособным на шесть месяцев из-за своего увлечения. Де Вавр осторожно интересовался, сколько времени в неделю я отдаю своему хобби, но, по-моему, этого было недостаточно.

Далее шли вопросы о моих запросах, о марке машины и компьютера, не заложена ли моя квартира. Приблизительно то, о чем вас спрашивают в банке. Тут у меня не было никаких проблем. Просто им хотелось знать, какая зарплата соответствовала моему семейному бюджету, не мот ли я и нет ли у меня серьезных долгов, способных толкнуть меня на опрометчивые поступки.

Несколько вопросов было о моей жене и детях: возраст, образование, физические или психические недостатки и возможное их лечение и… ничего больше. Разумеется, ни слова о моих сексуальных предпочтениях. Полагаю, анкету впоследствии обрабатывают на компьютере, а закон об информации и свободах довольно-таки суров к излишнему любопытству.

Нудная писанина заканчивалась сборной солянкой: языки, которыми я владею, страны, которые посетил, излюбленные места; шесть вопросов явно заимствованы из вопросника Марселя Пруста; вещи, которых я боюсь, манеры поведения, вызывающие во мне неприязнь; наконец, группа выборочных вопросов, касающихся повседневной жизни. Насколько четким было все до этого, настолько данная часть оказалась хаотичной, субъективной, бесцельной и вялой, похожей на набившие оскомину тесты. Я внимательно перечитал эту муть – она походила на смешные вопросники, печатающиеся в летних газетах, которые лениво читаешь, лежа на пляже. Мне не стоило трудиться, отвечая; каждый раз, когда я включался в подобную игру, по сумме набранных очков оказывался в средней категории: не раздражительный, не апатичный, не волокита, не однолюб, не эмоциональный и не флегматик. Покончил я с этим после того, как однажды, рассеянно взяв один из журналов жены, с изумлением открыл на следующей странице, что я, оказывается, не мужчина и не женщина, а нечто двуполое.

Анкета заканчивалась чистой страницей для замечаний, которые пожелал бы добавить кандидат. Капкан был грубоват, и я поостерегся трогать его. Задний ум редко ценится вербовщиками, да и бесконечные оправдания после допущенных оплошностей ценятся не более. На предприятии с вас требуют работу, а не объяснений, почему вы не смогли ее выполнить.