Книга Красная луна - Бенджамин Перси

Наконец люк закрывается. От перепада давления у мужчины закладывает уши. Стюардесса по громкой связи приветствует всех, торопливо рассказывает о маршруте и переходит на плавный певучий тон: «Пристегните, пожалуйста, ремни и прослушайте правила поведения на борту». Он не обращает внимания на ее оживленное щебетание. Шипят вентиляторы. Ворчат двигатели. Самолет отъезжает от терминала, несколько раз разворачивается и подкатывает к взлетной полосе. Командир отрывисто рявкает в микрофон: «Экипажу приготовиться к взлету».

Машина устремляется вперед, набирает скорость. Дождевые капли тоненькими дрожащими росчерками размазываются по стеклу иллюминатора. Рычат двигатели. Самолет отрывается от земли. В первый момент пассажиров вжимает в кресла, но мужчина чувствует себя невесомым, испытывает мощный прилив энергии. Внизу в тумане остался город. «Наверное, — думает он, — сейчас люди поднимают головы и провожают нас взглядами». Люди в машинах, люди на шоссе. Гадают, куда направляется самолет, кто на борту, какие приключения ожидают пассажиров. А он один-единственный знает ответ, и от этого его охватывает головокружительное ощущение всемогущества.

Трой наклоняется ближе, их плечи соприкасаются.

— Да не волнуйтесь вы так. Летать совсем не страшно. Я вот, например, постоянно летаю туда-сюда.

Только сейчас мужчина замечает, что судорожно и громко дышит. Он с клацаньем захлопывает рот и моргает.

— Ничего, все в порядке.

— Если верить статистике, — не унимается Трой, — почти все авиакатастрофы… я об этом где-то читал… Точно. Или про это по телевизору говорили? Ну, не важно… Так вот, почти все авиакатастрофы происходят во время посадки или взлета. Сейчас мы взлетаем, а когда наберем нужную высоту, то эта дама, ну, в смысле стюардесса, объявит по громкой связи: мол, теперь можно пользоваться компьютерами и другими устройствами. И будет такой «дзинь»! — На слове «дзинь» ладонь Троя раскрывается, словно бутон цветка. — И тогда вы поймете: все в порядке, опасность миновала. Ну, если верить статистике.

На протяжении следующих нескольких минут мужчина, уткнувшись в иллюминатор, смотрит на проплывающие мимо облака. Потом откуда-то сверху раздается тихий звон.

— Вот! — восклицает Трой. — Все в порядке!

Снова оживает громкая связь. Стюардесса сообщает, что теперь можно пользоваться электронными устройствами. Однако в ближайшие полчаса самолету придется пройти через зону турбулентности. «Так что, пожалуйста, не расстегивайте ремни безопасности и по возможности оставайтесь на своих местах».

Самолет трясет. Или это его трясет? Мужчину слегка колотит, будто душа вот-вот выскочит из тела. Сердце бешено стучит. Он дышит прерывисто и с трудом. Трой что-то говорит, его губы шевелятся, но мужчина ничего не слышит.

Он расстегивает ремень безопасности, и пряжка щелкает, словно нож с выкидным лезвием.

Зря Патрик взял в аэропорту большую кока-колу. Но ведь надо было как-то бороться с сонливостью, а кофе он не пьет. Кофе на вкус ужасно гадкий. А большая кола стоила всего на десять центов дороже средней. Так что он подумал: какого черта. Такое уж паршивое сегодня выдалось утро. Сплошное «какого черта». Отец бросает сына, бросает работу в «Энкор стим» и отправляется на войну, его срочно мобилизовали. А Патрик бросает отца, бросает Калифорнию, друзей, школу, бросает все, из чего состоит его жизнь, из чего состоит он сам. Так и хочется разбить кулаком окно, что-нибудь поджечь, врезаться на машине в кирпичную стену, но нужно оставаться спокойным. Нужно просто сказать себе: какого черта. Ведь он обещал отцу.

«Патрик, я все прекрасно понимаю. Я и сам не хочу никуда уезжать. И ты тоже не хочешь ехать. Но нам придется. Это же всего на один только год. Представь, что едешь на каникулы. Заодно и маму получше узнаешь».

Целый год. Именно столько отцу предстоит там прослужить. А Патрику придется смириться и терпеть.

А теперь ему приспичило в туалет. Сидит он возле окна, а рядом две женщины, и перед каждой на столике раскрытый ноутбук. Так что просто протиснуться мимо не выйдет. Надо просить женщин, чтобы встали и выпустили его. Настоящее представление, все пассажиры вылупятся на Патрика и смекнут: «Вот этому пацану приспичило в туалет». И будут думать об этом, когда он закроет дверцу пропахшей моющим средством уборной, расстегнет непослушную молнию, держась за стенки, чтобы не упасть в трясущейся кабинке. Может, он дотерпит? Но с другой стороны, до Портленда еще целых два часа, а мочевой пузырь так раздулся, того и гляди лопнет. Патрик уже почти решился вежливо дотронуться до запястья соседки. И тут вдруг через два ряда от них стремительно встает мужчина в темно-сером костюме.

Лицо у него бледное и потное. Он весь едва заметно дергается, тело незнакомца будто вибрирует. На лоб из зачесанной набок челки выбилось несколько непослушных седых прядей. Может, его укачало? Плохо переносит турбулентность? Мужчина ковыляет по проходу и захлопывает за собой дверцу туалета.

Патрик чертыхается сквозь зубы. Теперь придется ждать, да еще вдобавок этот тип все там заблюет, запачкает зеркало и дверную ручку. Проходит три минуты. За это время Гэмбл трижды оборачивается и проверяет, не освободилась ли уборная. Хоть бы дверь уже поскорее открылась. Но каждый раз Патрик замечает все новых людей, становящихся в очередь. Все они с насупившимися лицами ждут в проходе, сложив руки на груди. Видимо, и ему тоже надо туда встать.

Патрик отстегивает ремень и открывает рот, чтобы обратиться к соседке. Но тут из хвостовой части самолета внезапно доносится громкое рычание. Какой странный звук, абсолютно не похожий ни на гул двигателей, ни на голоса пассажиров. Уж не случилось ли чего-нибудь с самолетом? Патрик вспоминает, как в новостях рассказывали про проблемы в авиации: во многих авиакомпаниях пренебрегают регулярными техосмотрами, а некоторым машинам вообще не следует подниматься в воздух. Может быть, из-за турбулентности разболтались крепления, на которых держится хвост?

Снова рычание — протяжный горловой звук, явно не механический шум, больше похоже на какое-то животное. Разговоры в салоне смолкли, слышен лишь скрип кресел — обеспокоенные пассажиры оборачиваются.

Дверь уборной распахивается.

Сначала погибает лысый мужчина в футболке худи с эмблемой в виде футбольного кубка: именно он стоял первым в очереди. Дверь отбрасывает его назад. Падать некуда — места слишком мало, и он упирается спиной в стенку. А из туалета вырывается нечто, неясный серый призрак. Мелькают когти, покрытое шерстью тело с вздувшимися мышцами. Крик лысого мужчины смолкает, когда тварь выбрасывает вперед руку. Или лапу? На горле несчастного словно бы распахивается второй раззявленный рот, он пытается зажать рану руками, каким-то образом остановить кровь. Но кровь брызжет между пальцами. Тишина сменяется воплями, звук нарастает и падает, как вой сирены.

Тварь устремляется вперед по проходу.

Патрику невольно вспоминается опоссум, которого как-то поймал отец. Они живут на маленькой ферме неподалеку от Сан-Франциско, рядом с Догтауном. Пол-акра грядок, засаженных морковкой и помидорами, кусты малины, три козы, пчелиные ульи и курятник. Однажды ночью суматошно закудахтали куры, и отец бросился во двор, освещая дорогу фонариком, но нашел лишь кучу перьев, осколки скорлупы и полумертвую наседку с оторванным крылом и перекушенным горлом. Они поставили капкан (клетку с дверью на пружине) и положили приманку (вареные яйца и переспелые бананы). Следующей же ночью опоссум попался. Зверь метался в клетке, шипел, бросался на прутья и грыз их острыми, как иглы, зубами. Учитель естествознания как-то сказал им, что животные чувствуют иначе, чем люди. Но в тот момент Патрик понял: учитель ошибается. Опоссум чувствовал в точности как человек. Он испытывал гнев и ненависть и хотел убить их за то, что с ним сотворили. Патрик знал: опасности нет, клетка выдержит, а отец сейчас принесет ружье и пристрелит хищника. Но все равно старался держаться от капкана подальше и вздрагивал всякий раз, когда животное бросалось на прутья.