Книга Лживый язык - Эндрю Уилсон

— Сюда, пожалуйста. — Мужчина жестом показал на комнату, выходящую в коридор. Он хмурился — наверно, ему было трудно общаться по-английски. Я сказал, что изучал итальянский язык и, если они не будут быстро говорить, вполне смогу их понять. С этой минуты они стали говорить на своем родном языке.

Втроем мы прошли в белое квадратное помещение. Из мебели здесь были только серая кушетка и один стул с высокой спинкой. Стены были абсолютно голые: ни картин, ни книжных шкафов.

— Присаживайтесь. — Синьор Гондолини указал на кушетку. Его жена ободряюще улыбнулась мне, но я видел, что они темнят. Никколо смотрел в пол.

— Боюсь, у нас… понимаете… возникло затруднение, — сказал синьор Гондолини.

— Да, — подтвердила синьора Гондолини. — Пожалуй, не стоит ходить вокруг да около. В общем, мы не можем предложить вам работу, мистер Вудс.

— Прошу прощения?

Синьора Гондолини повернулась к мужу, ожидая, что он даст мне объяснения. Тот упорно избегал моего взгляда.

— Так что это за затруднение? — спросил я.

Синьор Гондолини молчал.

— Понимаете… — начала его жена. — Даже не знаю, как сказать… В общем, все было готово к вашему приезду, и Антонио… он так ждал вас. Но потом мы кое-что узнали. Это довольно… деликатное дело.

Гондолини переглянулись между собой. Никколо едва заметно кивнул жене, словно разрешая ей продолжать.

— Похоже, наш сын совершил одну большую глупость, — стала объяснять синьора Гондолини. — Вчера поздно вечером нам позвонил муж нашей служанки. Едва я сняла трубку, как он начал кричать и визжать. Я попросила его успокоиться, говорить медленнее. Он ругался на Антонио, обзывал его всякими словами — даже повторять не хочу. В общем, он сказал, что Антонио встречался с его дочерью Изолой. В то утро она не встала с постели, и мать пошла к ней в комнату, чтобы узнать, в чем дело. Девушка плакала. Поначалу она отказывалась поведать о причине своих слез, но потом призналась, что она… беременна. От Антонио.

Синьора Гондолини понизила голос до шепота, так что мне пришлось чуть придвинуться к ней. От нее исходил едва уловимый запах жимолости.

— Адам… ей всего четырнадцать, и…

— Вы, конечно, догадываетесь, как мы поступили, — перебил жену Никколо. — Мы устроили ему допрос, спросили, правда ли это. Да, он был с Изолой, у них были… определенные отношения. Наконец, он сказал, что не оставит ее… Нелепость какая-то. Глупый мальчишка! Ему всего шестнадцать. Впереди у него целая жизнь. Вздор!

— Как вы понимаете, Адам, шуму было много, — добавила синьора Гондолини. — Но мы не можем допустить, чтобы Антонио испортил себе жизнь. Поэтому сегодня утром мы договорились, что он полетит в Нью-Йорк к моей сестре. Разумеется, нам еще предстоит разобраться с родителями Изолы, — Бог свидетель, с Марией придется расстаться, — но мы что-нибудь придумаем. Однако для вас, боюсь, это не очень хорошие новости, верно?

Мой новый мир только что рухнул, меня душил гнев, но я заставил себя участливо кивнуть.

— Ну да, ничего не поделаешь, — произнес я. — Найду что-нибудь. Естественно, вы прежде всего обязаны позаботиться об Антонио. Полагаю, в Нью-Йорке он выучит английский еще лучше, чем с моей помощью.

— Я рада, что вы проявили понимание, Адам, — сказала синьора Гондолини. — Вы очень добры. Мы с Никколо очень переживали, не представляя, как скажем вам все это. Мы так виноваты перед вами.

Никколо сунул руку во внутренний карман пиджака и достал бумажник.

— Мы заплатим вам за один месяц — хотя бы так, — сказал он. — Может, вам еще что-то нужно? Говорите, не стесняйтесь.

Я взял триста евро. Этих денег надолго не хватит, но я все равно улыбнулся и поблагодарил его.

— Что же вы намерены делать? — поинтересовалась синьора Гондолини. — Вернетесь в Лондон? Мы также можем оплатить ваш перелет, правда, Никколо?

— Si, si, конечно, — подтвердил тот. — Погуляйте немного, а потом, когда решите ехать, дайте нам знать. Мы купим вам билет.

Однако что мне может предложить Британия? Разбитые отношения с девушкой, лето в доме родителей в Хертфордшире. А я должен писать роман. Когда я сообщил отцу о своих честолюбивых замыслах, он посмеялся надо мной. Нет, лучше остаться здесь.

— Пожалуй, я побуду немного в Венеции, — ответил я. — Попробую найти другую работу. Не в настроении я возвращаться домой прямо сейчас, да и…

Синьора Гондолини вскочила со стула. Ее идеально уложенные подстриженные черные волосы подпрыгнули вместе с ней.

— Никколо, Никколо, — воскликнула она, взмахивая маленькими ладошками, словно бабочка крыльями, — я придумала!

— Cosa? — Синьор Гондолини обратил на жену несколько раздраженный взгляд.

— Идеальную работу… для Адама. — Синьора Гондолини повернулась ко мне. — Не понимаю, как мне раньше это в голову не пришло?! — Она дважды глубоко вздохнула и продолжила: — Помнишь старого англичанина, которому часто помогала Мария?

Синьор Гондолини недоуменно смотрел на нее.

— Ну, ты знаешь… тот, что никогда не выходит из дому. Писатель… как же его зовут?.. Гордон… Гордон… Крейс. Точно. Тот, что много лет назад написал ту книгу и с тех пор — ни строчки.

Я видел, что Никколо по-прежнему не понимает, о чем так возбужденно тараторит его жена. Он считал, что со своей стороны выполнил условия сделки. Богатый человек, он успокоил свою совесть, откупившись от меня месячным жалованьем и предложением оплатить мне обратный перелет. Теперь он просто хотел избавиться от меня. Вне сомнения, мой убогий вид начинал раздражать его: я плохо вписывался в элегантную обстановку его дома.

— А разве мы с ним знакомы? — Синьор Гондолини нахмурил брови.

— Нет… я же сказала: он уже много лет не выходит из дому, — ответила его жена. — Но Мария говорила, что он… стареет, и ему нужен компаньон. Человек, который ходил бы в магазин. Выполнял его поручения. Убирал в доме. Вы могли бы это делать, Адам?

Говоря по чести, меня устроила бы любая работа, которая позволит мне остаться в Венеции. И я был заинтригован.

— Да, конечно. По-моему, это здорово, — заверил я синьору Гондолини.

Но вдруг выражение ее лица изменилось.

— Есть проблема? — осведомился я.

— Да, возможно, — кивнула она. — Связаться с ним проще всего через Марию. Но теперь мы с ней не в лучших отношениях. Как вы понимаете, она не питает к нам дружеских чувств, и я сомневаюсь, что она сюда вернется.

— Ну да, понятно.

— Но… я дам вам его адрес. Мария как-то записала нам его, чтобы мы навели о ней справки, хотя ты не помнишь, он нам ответил? — Никколо покачал головой. — Но вы все равно попробуйте ему написать. Не помню, чтобы у него был телефон.

Синьора Гондолини вышла из комнаты и вскоре вернулась с листом бумаги и авторучкой. Чернила оставляли на белом листе большие петли. Синьора Гондолини отдала мне листок, и я прочел адрес: Калле-делле-Челле, палаццо Пеллико. Должно быть, на лице моем отразилась растерянность, потому что она взяла карту и сказала: