Книга Обскура - Режи Дескотт

Три удара дверного молотка подтвердили ее слова. Вместо извинения Жан подошел к ней и коснулся губами ее губ.

— От тебя пахнет вином, — сказала Сибилла, отстраняясь.

Стук, должно быть, разбудил ее, а в таких случаях она всегда была недовольна. Жан хотел было ответить, но она уже закрыла за собой дверь. Он надел пальто и котелок, взял сумку с медицинскими инструментами, задул единственную свечу, горевшую в комнате, и, убедившись, что защитный экран придвинут к камину достаточно плотно и ни один из тлеющих мелких угольков не попадет в комнату, вышел.

Лестница не была освещена. Жан начал осторожно спускаться, не отрывая правой руки от перил. По мере спуска все сильнее ощущался запах сырости. Добравшись наконец до узкого холла, он наступил в лужу, натекшую из-под входной двери с улицы. Снова раздались два удара дверного молотка, звуки которых эхом повторились под сводами холла.

— Уже иду, — сказал он, сомневаясь, что шум дождя позволит расслышать его слова снаружи.

Итак, с чем ему предстоит иметь дело сегодня? С тех пор как Жан стал работать и в службе ночных вызовов, он каждый раз гадал, какой экстренный случай его ждет: приступ чахотки, выкидыш, нервное или психическое расстройство, лихорадка, несчастный случай, самоубийство… Больные были не слишком щепетильны, поскольку его визит ничего им не стоил. В те дни, когда рабочим выдавали жалованье, Жана чаще всего вызывали ради лечения травм, полученных в результате пьяных драк, а также по разным пустяковым случаям, поскольку алкоголь способствовал и излишней мнительности: врача могли поднять с постели среди ночи из-за слабого детского кашля.

Но больше всего Жан опасался, что его вызовут к ребенку, заболевшему крупом, потому что единственным способом, помогающим справиться с этой болезнью, было отсасывание дифтерийных пленок, затрудняющих дыхание. Он помнил, что случилось с доктором, прозванным Зеленкой (не в честь медицинского препарата, а из-за пристрастия к абсенту), бывшим военно-морским хирургом, уволенным из-за пощечины какому-то высокому чину и постепенно деградировавшим, так что приемной ему служила небольшая комнатка, смежная с общим залом в бистро. Однажды какая-то женщина позвала его к своему ребенку, ставшему жертвой этой смертельной болезни. Отсосав гнойные пленки, доктор спас умирающего малыша, но сам при этом заразился и умер всего несколько дней спустя.

Жан открыл тяжелую дверь и, едва шагнув за порог, почувствовал, как забарабанил дождь по его котелку. Перед ним стоял сержант городской полиции в блестящей от влаги фуражке и отяжелевшем плаще. Полицейский протянул Жану руку, и тот пожал ее, спросив:

— Что на сей раз?

— Роды на Драконьей улице, — ответил сержант.

Несмотря на потоки воды, стекавшие с котелка и брызгавшие в лицо, Жан невольно улыбнулся. Роды были единственной счастливой причиной срочного вызова…

Прежде чем свернуть вслед за сержантом на улицу Святых Отцов, Жан повернул голову к набережной Сены и Лувру, но из-за пелены дождя ничего не было видно уже в десяти метрах. Благодаря проводнику он был избавлен от необходимости отыскивать дорогу в лабиринте улочек, погруженных во тьму, и мог обдумать свои действия по прибытии на место: выложить из сумки инструменты, сделать первые приготовления… Есть надежда, что самое необходимое уже сделано, — например, воду уже нагрели, — особенно если будущий ребенок в семье не первый.

— Пришли, — объявил сержант, замедляя шаги.

Подняв голову, которую он все это время держал опущенной, чтобы хоть немного укрыться от дождя, Жан едва успел разглядеть уже исчезающего в проеме двери подростка — тот, очевидно, ждал их здесь. Когда Жан и полицейский вошли вслед за мальчиком в узкую дверь, тот быстро, прыгая через две ступеньки, побежал по лестнице наверх. Они в свою очередь стали подниматься, оставляя за собой мокрый след от стекавшей с одежды дождевой воды.

Поднявшись на пятый этаж, Жан двинулся по узкому изогнутому коридору. Из дверей по обе стороны выглядывали любопытствующие соседи. Судя по всему, в основном тут жили рабочие: мужские и женские лица были грубыми, со следами усталости. Несколько жильцов, шедших навстречу, при его приближении прижимались к стене и смотрели на него с некоторым боязливым почтением, словно ждали от него чуда. Жан запыхался во время подъема по лестнице, но старался этого не показать. Из-за тонкой перегородки, почти не заглушавшей звуков, донесся крик боли, что вызвало новую волну перешептываний.

Дверь в комнату была открыта. Жан ненадолго задержался на пороге и быстро окинул взглядом помещение. На пространстве площадью примерно двадцать квадратных метров собралось семь человек, не считая лежащей на кровати роженицы. Все они обернулись при появлении доктора: мужчина, очевидно отец семейства, две женщины и четверо детей, одним из которых оказался мальчик, встретивший Жана и полицейского внизу. Волосы у него были мокрые. Должно быть, он и бегал в полицейский участок. Жан более внимательно оглядел комнату: два небольших оконца, одно из которых приоткрыто, стол, несколько стульев, буфет, свернутый матрас в углу, чугунная печка, на ней — таз с водой, которая уже понемногу начинала закипать. Ну что ж, по крайней мере, об этом они позаботились… Значит, они живут в этой комнате как минимум вшестером. А скоро их будет семеро — если все пройдет хорошо, добавил Жан про себя. Его пальто и котелок промокли насквозь, но он не видел подходящего места, куда их можно было бы повесить. А если он оставит их в коридоре, то рискует никогда больше не увидеть. Наконец он протянул их уже знакомому мальчику.

— Как тебя зовут? — спросил Жан.

— Анж[1], — ответил парнишка, взглянув ему прямо в глаза.

Присутствующие по-прежнему не отрывали от доктора глаз. Роженица снова приглушенно вскрикнула — очевидно, его присутствие смущало ее до такой степени, что она даже не осмеливалась кричать громко. Всего три минуты после предыдущей схватки, быстро прикинул Жан. Стало быть, он пришел как раз вовремя.

— Здесь слишком много народу, — мягко сказал Жан. — Мне хватит и одного человека в помощь. Может быть, вы?.. — Он обернулся к одной из двух присутствующих женщин, более симпатичной и приветливой на вид, — брюнетке с угольно-черными глазами и ресницами, чьи волосы были собраны в тяжелый узел на затылке.

Она с серьезным видом кивнула, и все остальные вышли из комнаты. На столе остались только куски чистого полотна, сложенные в стопку, и таз с водой. Жан снял сюртук и повесил его на спинку стула, закатал рукава рубашки до локтей. Затем подошел к кровати и слегка сжал руку женщины, на лбу у которой выступили крупные капли пота.

— Все идет как надо, не беспокойтесь. Да и потом, вам ведь уже не привыкать, — попытался пошутить он.

Женщина в ответ изобразила на лице улыбку, больше похожую на гримасу боли. Жан раскрыл сумку и вынул оттуда металлическую коробку с инструментами, банку вазелина и сверток гигроскопической ваты. Все это он разложил на столе, затем шире открыл окно. Вместе с грохотом дождя по окрестным шиферным крышам в комнату ворвался поток свежего воздуха.