Книга Звездопад - Николай Прокудин

— Ник! Живой! А сказали: ты издох, — весело встретил Острогин мое возвращение. — Гуляешь по штабам, а мы тут в рейд собираемся.

— Куда? Когда?

— В район Дехи-Нау, послезавтра!

— Вот это хорошо, развеемся. Скорей бы отсюда, подальше от начальственных глупостей. Над чем корпишь?

— Журналы боевой подготовки за все взвода необходимо до выхода представить. Эдик расписание занятий и ротный журнал унес показывать. Кстати, тебя уже спрашивал Муссолини.

— Зачем?

— Планы какие-то принести и листовки получить.

— Черт! Знают же, что в поликлинику ездил, бумаги полковые отвозил, мороженого спокойно не поесть.

— Мороженого? Где?

— В кафе. Там и мороженое, и танцы, и коньяк вечером подают.

— А как же фраза «мы все на фронте, а на фронте не отдыхают». И про сухой закон забыли? Да, Ник?

— «Каждому свое», как в Бухенвальде. Еще и путевку на курорт медик купить предлагал.

— Купил?

— Нет, у него сдачи не нашлось! Я так хотел его физиомордию по столу размазать. В полку, говорит, таких путевок не бывает. Они у них в штабе все «застревают».

— Ерунда. Подойди к начмеду и попроси, я вчера оформил путевку в Ялту. В июне поеду отдыхать: море, девочки, сухое вино… Мечта! Завидуй! Облизывайся!

— Завидую, прохиндей! Как выпросил?

— Да никак. Пришел, поговорил по душам — и порядок! Я с ним в Панджшер на броне входил…

— Трепач. Пойди, попроси… Все у тебя легко! Связи кругом: дядюшка в посольстве, папа в Совмине. Как ты тут очутился с такими «волосатыми лапами»? Не понимаю. Одним словом — князь! Ладно перебьюсь без путевки, в Сибирь поеду загорать.

— Иди к начмеду, он звонил, тебя спрашивал, а путевку обязательно попроси, гарантирую, все будет нормально — поможет.

* * *

— Как дела? Все хорошо? — встретил меня с надеждой в голосе Дормидович.

— Так, как я и думал, пятно на спине — это номерок. Но рентгенолог — сволочь!

— Почему? Что такое?

— За взятку путевку предлагал — в любое место и в любое время.

— Ох, негодяй! Из штаба носа не высовывает, а на ребятах наживается! А куда хочешь поехать?

— Да это просто так, к слову, я у него ничего даже и не просил, он сам навязывался. Вообще-то, готов хоть куда, меня в конце месяца отправляют в Союз, на море делать нечего, может, в Пятигорск?

— Есть путевка в Кисловодск, отложить?

— С боевых вернусь и зайду оформить, можно?

— Конечно, подходи. Рад, что ты здоров, удачи и долгих лет жизни.

— Спасибо!

Довольный, я вышел из санчасти. Везет.

Здоров и отдых обеспечен. Ура!

* * *

Вечером комбат производил осмотр офицеров.

— Предупреждаю в последний раз! Быть в уставной форме — в х/б. Не как анархист Ростовцев, в «песочнике» спецназовском, в маскхалате. И Луковкину запрещаю выделяться, рейнджер нашелся, выпендривается в горном костюме.

— Товарищ майор, могу подарить комплект, — встрял Юрик в речь Василия Ивановича. — А то вы в «афганке» да в «афганке».

— Вам слова никто не давал. Еще раз перебьешь — получишь выговор. Далее: тельняшки, футболки, кроссовки носить запрещаю! Только сапоги и ботинки, нательное белье, все в касках и бронежилетах. Прежде чем требовать, сами должны являться примером подчиненным, особенно замполиты! Капитан Лонгинов, проведение строевого смотра офицеров и прапорщиков назначаю в семь тридцать утра.

— Сразу с мешками и оружием? — встревоженно спросил лейтенант Шерстнев. — Не успеем.

— Да, Шерстнев, попался ты наконец-то на глаза! Пожалуйста, не ходи моей тропой, не люблю, когда пьют из чашки комбата. Моя чашка священна! Стоящие в строю громко засмеялись.

— О чем вы, товарищ майор?

— Прапорщики могут быть свободны.

— Вот так, опять облом на самом интересном месте, — громко вздохнул Бодунов.

— Итак, продолжаю: зашел я сегодня в одно место, а там Шерстнев в моих тапочках и чай пьет из моей любимой чашки! Сегодня тапочки одел, кружку облизал, а завтра что будет, а, Олежек? Что еще оближешь?

— Ничего не будет.

— А женщина может понадеяться, поверить. Даже думать не моги об этом, ишь, молочный брат объявился. Жилин, ты его чаще в караул ставь. Все караулы третьей роты с сегодняшнего дня Шерстнева. Это мой приказ!

— За что? Я к ней туда случайно заглянул, чай попить с вареньем. В первый раз, ей богу!

— Куда, куда ты заглянул? Что за гнусный намек?

— Ха-ха-ха, — вновь засмеялся весь строй.

— Вот теперь второго раза точно не будет, под халатик не залезешь, и котлеты комбата будут в целости и сохранности.

— Вы не правильно поняли, я оговорился, не то хотел сказать. Только одну котлетку съел и то чуть не подавился под вашим строгим взглядом.

— Я тебе эту котлетку до замены не забуду. Оговорился он! Разойдись!

Все гурьбой обступили Олега. Похлопывали по плечу, смеялись, успокаивали как могли.

— То-то Василий Иванович взбешен, сам не свой от злости почему-то, а это Олежка его с кровати «стюардессы» теснит, — ухмыльнулся Афоня.

— Никого я не теснил, даже и не думал, случайно получилось.

— Все в жизни случайно и совсем не специально, — улыбался Мелещенко. — Теперь комбат заест роту на боевых. Ну, ты и смельчак! Подорожнику дорогу перешел, в кровать залез.

— Болваны, сразу у всех черные мысли.

— Нет, не у всех, — улыбнулся Арамов. — Я уверен: у тебя были только чистые помыслы — объесть комбата, отомстить за обиды через желудок. Ха-ха-ха!

— А ну вас, идите к черту! — и он ушел, громко матерясь.

— Попал Олег в немилость и надолго, — глубокомысленно изрек Афоня. — Не ложись не в свои сани, особенно без презерватива! Молочный брат! Ха-ха-ха…

* * *

В казарме стоял невероятный шум и галдеж-Рота суетилась, комплектуя мешки и набирая боеприпасы.

Что же делать с обувью? Имеются только кроссовки и туфли, сапоги сгорели у костра в Баграмке — подошва правого «дутыша» полностью расплавилась.

— Ветишка, Серега!

— Что? — откликнулся взводный.

— Тебе на сборах по горной подготовке ботинки выдали?

— Выдали.

— Не уступишь?

— Они сорок третьего размера. Тяжелые. Подков с шипами на них накручено штук по шесть на каждый, но по леднику ходить будет удобно. А там снежные вершины вроде придется штурмовать.