Книга Стреляющие горы - Геннадий Ананьев

— Не разделяю такую уверенность, — возразил Турок. — Пошли вначале передовой отряд. Мы будем идти за ним.

— Хорошо, да будет так. Передовой отряд пошлю завтра.

…Подступал вечер. Солнце, зацепившись за острые вершины горных сосен, сверкнуло прощальными лучами и, потускнев, покатилось на ночлег за дальние хребты. У опушки леса, сразу за плацем, накачанные бородачи, засучив рукава камуфляжен по самые плечи смуглых, волосатых и мускулистых рук, резали и тут же свежевали баранов. Другие боевики устанавливали на треноги массивные казаны и разжигали под ними костры, расставляли на разостланные поверх ковров белые скатерти блюда с брынзой и всяческой зеленью.

Первые куски жирного мяса, натертые солью с перцем, полетели в котлы. Когда приготовления были закончены, появились руководители базы. Вместе с ними пришел и Хасан. Начался пир.

2

Три стареньких сакли — одна побольше, две другие поменьше — приютились у подножия скалистой горы. Довольно внушительный участок перед ними огорожен забором из плах, покрашенных в зеленый цвет. От времени краска во многих местах начала уже шелушиться. Перед большой саклей — пограничный столб и место для заряжания оружия. Левее — курилка: скамейки образуют квадрат, посреди которого вкопана в землю бочка. За ней — тщательно разровненная и прометенная площадка для боевого расчета. Дальше — строевой плац, к нему примыкает спортивный городок: турник, брусья, гимнастический козел. На полосе препятствий занимается отделение пограничников во главе с сержантом: перебегают по бревну, ползают под низким навесом из колючей проволоки.

В крохотных сенях сакли — две двери, одна из которых ведет в солдатскую спальню, другая — в канцелярию, где едва помещаются два стола и сейф. На стене — задернутая занавеской схема охраняемого участка. Начальник заставы капитан Джабиев Нургали Джабиевич, родом из Дагестана, переведен на границу с Грузией недавно, как человек, хорошо знающий и горы, и местные обычаи. А до этого выпускник Алма-Атинского пограничного училища служил на Дальнем Востоке.

— Не стращайте меня! Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Вы там с ума, что ли, сошли? У меня нет бензина для «уазика». Ни литра. Десять банок тушенки осталось. Из круп — только перловка, да и той кот наплакал. Муки совсем нет. Четвертый день хлеб не печем. Боеприпасов тоже в обрез. Что?! Не виноваты?! Селем дорогу промыло?! Так это месяц назад. Давно можно было восстановить. Средств нет? Меня это разве чешет?! Мне солдат нужно кормить. Вертолет посылайте. Что? Турбулентность? Выходит, нам с протянутой рукой идти к боевикам?! Или, подняв всю заставу, пойти их грабить?! Вы вынуждаете на такой шаг.

Выждав, что ответят на другом конце провода, Джабиев бросил трубку на рычаг и облегченно вздохнул:

— Вроде бы припугнул. Завтра пообещали вертолет.

Заместитель начальника старший лейтенант Меркульев, по виду несколько старше своего командира, оторвавшись от бумаг, не похвалил, а, скорее, упрекнул Джабиева:

— Давно бы пора в таком духе. Под лежачий камень вода не течет. Если бы не старшина, организовавший огород на камнях, давно бы от голода ноги протянули.

— А у них там что, учета нет? Без напоминаний и ругани знать должны.

— Ладно. Пойду к «коку» загляну, старшину озадачу да жен наших порадую.

Путь на кухню лежит через спальню. Сразу же за дверью — тумбочка дежурного по заставе, с полевым телефоном. Ефрейтор с повязкой дежурного докладывает вполголоса — несколько бойцов отдыхают после наряда.

Проходя между двухъярусными кроватями, Меркульев осторожно, чтобы не разбудить, поправил одеяло у разметавшегося во сне бойца. Кухня — она же и столовая на три стола. В печке весело потрескивают дрова. Повар, пухлощекий парень в белой куртке и в таком же белом колпаке, что-то мешает в большой, ведерной, кастрюле. Докладывает, не выпуская шумовку из рук:

— На первое — суп из перловки, на второе — перловая каша. Всё постное. Как на Великий пост.

— Завтра прилетит вертолет. Готовься морально и психологически.

— Всегда готов! — повар шутливо вскинул руку в пионерском приветствии. — Пробу снимать будете?

— Надеюсь, что съедобное. Надо старшину предупредить, чтоб каптерку готовил.

Соседний домик внутри разгорожен на четыре клетушки. В одной — каптерка для продуктов, в другой — для вещевого имущества, в третьей — для боеприпасов. В четвертом отсеке заряжают аккумуляторы для раций и следовых фонарей. Старшину — крепкого двадцатипятилетнего парня — Меркульев застал за занятием, которое никак не вязалось с его кряжистой, мускулистой фигурой: прапорщик обметал мягкой щеткой пустые полки, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства.

— Завтра вертолет, — поспешил успокоить его Меркульев.

— И хорошо, и плохо, — вздохнул прапорщик. — Снова все порушат. Садиться-то ему некуда. Неужто дорогу нельзя восстановить?

— Можно, все можно. Но, похоже, кроме нас, пограничников, она никому не нужна.

— Бензина не сбросят? Мне хотя бы бочку.

— Не рискнут. Не над ровным полем лететь. В горах турбулентность непредсказуема. Неровен час, швырнет на скалы. А бензин есть бензин.

— Дорога позарез нужна.

— Не тебе одному. Только в отряде ни денег, ни техники нужной нет. Не стоит, потому, воду в ступе толочь.

Выйдя от старшины, Меркульев направился в командирскую саклю. Оля, заслышав в сенях знакомые шаги, отворила дверь, обняла мужа. Прижалась к нему и, в который раз, принялась уговаривать:

— Пусти в село. Тошнит от перловки.

— Может, от иного чего? А, Оля?

Сделав вид, что она не поняла вопроса, жена продолжала свое:

— Пойми, там же женщины живут. Люди живут, к нам с добром они. Поймут. Помогут.

— Аульные-то поймут. Но аул — проходной двор для боевиков. Те в Панкисское ущелье и обратно свободно ходят. Жена офицера заставы для них — лакомый кусочек. Так что не проси. К тому же, завтра прилетает вертолет.

— Ура! — расцеловала мужа Оля и закружилась на пятачке между солдатской кроватью и маленьким самодельным столиком, втиснутым в промежуток между печкой и кроватью. Да так пылко, что заволновалась занавеска, за которой на гвоздях висели ее платья, камуфляжная куртка старшего лейтенанта и его выходной китель с брюками. Пров заулыбался, любуясь женой: распущенные до плеч пышные темнорусые волосы и простой домашний халатик еще больше подчеркивали ее юную, очаровательную стать. Внезапно Ольга спохватилась:

— Ой, побегу Зинаиду Карловну обрадую.

…Миновала очередная пограничная ночь. Наступил рассвет. Один за другим возвращались пограничные наряды. Но спать никто не ложился. Почистив автоматы, собрались в курилке. Молчали, думая о своем.

— Душа песни просит. Гитару бы сейчас. Да только две струны у нее остались.

Кто-то сострил: