Книга Верность сердца - Кейт Уолкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кассандра простонала от муки и закусила нижнюю губу, послушно застыв в тисках его рук.
— И все-таки я жесток. Признавайся, — потребовал он.
— Это сладкие муки, — пролепетала женщина.
Хоакин в очередной раз склонился к ней. Его губы скользнули по губам Кассандры и остановились на ее груди. Он стиснул ее еще крепче и проговорил гортанно:
— Сегодня я хочу быть очень жестоким со своей женщиной.
Кассандра с наслаждением услышала самые сладкие слова. Своей женщиной! Быть его женщиной — так можно было бы обозначить ее величайшую мечту.
— Но даже для жестоких игр требуется комфорт, — продолжил он. — Не перебраться ли нам в место поудобнее? Что скажешь, страдалица?
Кассандра вздрогнула в его руках от предвкушения. Она блаженно безмолвствовала, и это было признаком абсолютной покорности.
— Так что скажешь? — испытывал ее Хоакин. Кассандра приоткрыла рот, чтобы ответить,
но издала лишь томный вздох.
— Что это было? — переспросил ее Хоакин.
Она слабо улыбнулась и, набравшись сил, проговорила:
— Но я на всякий случай уже сварила кофе. Он стынет…
Хоакин отошел к противоположной стене коридора и прислонился к ней.
— Ты устал? — сочувственно спросила его Кассандра.
Он сорвал с себя галстук и перекинул его через плечо.
— Я вымотан… Я обессилен… Я полностью истощен, — эмоционально признался мужчина.
Кассандра понимающе кивнула. В такие минуты ей казалось, что только она способна ему помочь своей чуткостью, терпением, преданной женской любовью.
— Так, значит, ты будешь пить кофе? — трепещущим материнским тоном вновь спросила она его.
Хоакин нахмурился и покраснел. Казалось, он вот-вот взорвется.
— Ты издеваешься надо мной, Кассандра?!
— Ты что? Нет, конечно, — изумленно заверила его Кассандра.
Она всегда пугалась как школьница, когда он так строго произносил ее имя.
— Кэсси, — тотчас смягчился Хоакин, к ее умилению. Он подошел к двери своей комнаты и приоткрыл ее. — Кэсси? — вопросительно повторил он. — Так ты идешь?
Но в этот момент входная дверь с шумом творилась и на пороге появился почти такой же высокий, как и Хоакин, мужчина.
— Рамон, входи! — пригласила Кассандра в дом единокровного брата своего возлюбленного.
— Рамон? Что ты здесь делаешь и откуда у тебя ключи от дома? — возмутился такому неожиданному появлению Хоакин.
— А разве я не был приглашен? — жизнерадостно спросил тот. — А ключи мне одолжила Кассандра. Чтобы я не ждал на улице, если мы разминемся.
— Проходи в гостиную, Рамон. Мы сейчас будем пить кофе. К сожалению, я не успела предупредить Хоакина, что пригласила тебя к нам на ужин, — радушно сообщила Кассандра.
— К черту! К черту! К черту его, этого Района! — сдавленным полушепотом частил Хоакин, напряженно застыв у огромного окна своей комнаты и ударяя стиснутым добела кулаком по подоконнику. — К черту!
Он уединился в комнате под предлогом необходимости переодеться и освежиться после работы. Он бы не возвращался в гостиную, где его дожидались, вовсе, если бы и для этого нашелся предлог.
Для визита Рамона момент был явно неподходящим. Да и особого желания видеть единокровного брата Хоакин не испытывал.
Хоакин свирепо ударил кулаком по стене. Внезапно он заподозрил Кассандру в игре.
А вдруг Рамон был приглашен отнюдь не случайно? И эти ее непонятные капризы…
Он полагал постепенно охладить Кассандру к себе, подготовить к грядущему разрыву, который, по мнению Хоакина, был неминуем.
Во-первых, разрыв необходим для его душевного равновесия; во-вторых, такой разрыв традиционен и многократно оправдывал себя; в третьих, он положит начало новым любовным победам.
Хоакину претило жить рутиной, он не хотел исчерпывать любовные отношения с женщинами до такого тошнотворного состояния, когда оба стремятся удрать на край света один от другого. А потом он хорошо знал на примере своих бедолаг-друзей, что когда женщине кажется, будто она занимает прочное место в жизни мужчины, она норовит всеми правдами и неправдами женить его на себе. Хоакин не собирался проверять справедливость этой теории. А начинающиеся истерики Кассандры такие опасения только подтверждают.
И как можно рассчитывать на благоразумие женщины, если с самого начала было ясно, сказано, что роман, длящийся более года, — не в правилах Хоакина Алколара, который предпочитает не доводить приятности до оскомины.
Но вот только в чем суть вторжения Района? Этого Хоакин еще не понимал.
Эта женщина, которая ему уже почти чужая, но все еще его женщина, и его единокровный брат, которого лично он к себе не звал, сидят сейчас в гостиной и за милой беседой попивают кофе. Есть от чего прийти в ярость. Хоакин заскрежетал зубами.
Рамон — один из незаконнорожденных сыновей Хуана Алколара, любвеобильного отца Хоакина — наряду с Алексом, другим незаконнорожденным потомком, отнюдь не был наперсником единственного законного наследника старшего Алколара. Тем более, что отец больше всех любил именно Района. Ему он готов был завещать все самое ценное из своего многомиллионного состояния, но сдерживали приличия и обязательства.
Конечно же, Района ни в чем нельзя было упрекнуть, Хоакин точно это знал. Его нельзя было заподозрить в нечестной игре против законного наследника, в лицемерии по отношению к отцу, в недостойном поведении, в дурных манерах, в глупости, в конце концов.
Но был он уж слишком правилен, приторно добродушен, блаженно чистосердечен, восторженно дружественен, тошнотворно душевен, он был таким, каким его воспитала мать, и таковым намеревался оставаться. И именно это несказанно раздражало Хоакина.
И не был Рамон виновен в том, что Хуан Алколар всю жизнь свою волочился за женщинами. Если его взгляд поднимался до уровня глаз женщины, можно было с полной уверенностью утверждать, что рано или поздно она окажется в его постели.
Глядя на неразборчивость старшего Алколара, наследник взял за правило бесстрастно регулировать поток своих дам, пропуская через турникет по одной в год.
Рамон же был полной противоположностью. Романтик, идеалист, восторженно дружелюбный, как щенок, конечно же, он не мог не понравиться Кассандре. Тогда отчего ему, Хоакину, так беспокоиться, если он в любом случае намерен от нее отказаться в самое ближайшее время? Пусть для нее это станет утешением, великодушно подумал Хоакин.
Конечно, какой-то там полубезродный Рамон не в состоянии заменить принца крови, истинного идальго, но и Кассандре не приходится выбирать, рассуждал он.
И все же ревность в этих мыслях сквозила.