Книга Тиран - Валерио Массимо Манфреди

— Вот этот воин загнал своего коня и переломал себе кости, чтобы добраться сюда, — пояснил он. — Я подумал, что необходимо безотлагательно выслушать его.

— Так пускай говорит! — воскликнул Диокл в нетерпении.

Дионисий подошел к несчастному, помог ему немного приподняться, и посланец начал свое повествование:

— На нас внезапно напали с севера, откуда мы не ждали врагов. В результате им удалось подобраться к самым стенам нашего города. Туда же они подтащили тараны. Это были огромные бревна, заостренные наконечники которых изготавливались из цельного железа.

Их водрузили на передвижные башни и стали рушить стены, денно и нощно. При этом лучники осыпали с башен защитников градом стрел, не давая им передышки. Мы пытались сопротивляться всеми возможными способами… Их предводителем является Ганнибал Гиско. Этот неумолимый фанатик называет себя потомком Гамилькара — того, кто умер, принеся себя в жертву на алтаре Гимеры семьдесят лет назад, когда ваши воины вместе с армией Акраганта нанесли поражение карфагенянам. Он заявляет, что хочет отомстить за своего предка. И он не остановится, пока не исполнит свое намерение. Три дня подряд мы отбивали их атаки одну за другой, и единственное, что позволяло нам держаться из последних сил, — это надежда получить от вас подкрепление. Почему вы до сих пор не выступили? Наш город не сможет долго сопротивляться: у нас кончается продовольствие, мы несем громадные потери, многие ранены и не способны больше сражаться. В сражении участвуют юноши шестнадцати лет и шестидесятилетние старики, женщины тоже. Помогите нам во имя богов, умоляю вас, помогите нам!

Диокл отвел глаза от полного тревоги лица посланца и оглядел членов совета, сидевших в амфитеатре:

— Вы слышали? Что нам делать?

— Я считаю, что следует немедленно выступить! — воскликнул Дионисий.

— Твое мнение здесь не имеет никакого значения, — осадил его Диокл. — Ты всего лишь воин довольно низкого ранга.

— Но люди ждут, ради Геракла! — ответил Дионисий. — Они гибнут, и их перебьют там, если мы не подоспеем вовремя.

— Хватит! — промолвил Диокл. — Или я велю прогнать тебя.

— Дело в том, — внес ясность убеленный сединами член совета по имени Гелорид, — что решение мы сможем принять только завтра, когда соберется кворум. А пока почему бы не позволить Дионисию высказаться?

— Только ему? — насмешливо поинтересовался Диокл.

— Прикажи, — горячился Дионисий, — и до рассвета я соберу пятьсот человек в полном боевом снаряжении. И если ты дашь мне два корабля, через пару дней я буду в Селинунте…

Посланец с тревогой следил за их спором: каждое упущенное мгновение могло стать роковым в деле спасения его города.

— Пятьсот человек? А где ты их возьмешь? — спросил Диокл.

— Мне предоставит их Братство, — ответил Дионисий.

— Братство? Я здесь командую, а не Братство, — резко возразил его оппонент.

— Тогда ты дай мне их, — промолвил Дионисий ледяным тоном.

Снова заговорил Гелорид:

— По мне, так не важно, кто их ему даст, — пусть только выступает. И как можно скорее. Быть может, кто-то против?

Членам совета явно не терпелось вернуться под одеяла, и они единодушно одобрили это предприятие, однако кораблей для перевозки войск не дали.

В это мгновение вошел лекарь со своим инструментарием.

— Позаботься об этом человеке, — приказал ему Дионисий и вышел, не дожидаясь распоряжений Диокла.

Вскоре он добрался до караульного поста, где дежурил его друг Иолай.

— Мы выступаем, — объявил он.

— Когда? И куда? — встревоженно спросил молодой воин.

— На рассвете, в Селинунт. Мы станем авангардом. Остальные прибудут на кораблях. Мне нужно пятьсот человек, из Братства. Сообщи всем немедленно. Я хочу, чтоб они явились сюда не позднее чем через два часа при полном вооружении, с провиантом на пять дней и запасным конем на каждую тройку.

— Но вряд ли у нас это получится. Братство очень нас ценит, однако…

— Тогда скажи им, что настало время это доказать. Шевелись.

— Как тебе будет угодно, — ответил Иолай. Он свистнул, тут же послышался топот копыт. Иолай вскочил на коня и исчез во мраке.

На четвертый день осады один из таранов наконец пробил брешь в стене, и кампанские наемники, завербованные Карфагеном, устремились в пролом, движимые желанием отличиться, но прежде всего корыстью: ведь их предводитель пообещал отдать им город на разграбление.

Жители Селинунта бросились на защиту пролома. Они соорудили заслон из щитов и вытеснили нападавших, убив многих из них. Те беспорядочно отступали, топча тела своих же товарищей.

На следующий день Ганнибал отдал приказ убрать обломки, и его люди, под защитой специальных навесов, принялись расчищать проход. Лучники тем временем с высоты осадных башен продолжали обстреливать защитников города, отгоняя их от пролома.

На шестой день проход был расчищен; при помощи таранов коридор расширили, открыв путь бандам ливийских, иберийских и кампанских наемников. Те устремились в город, испуская леденящий душу боевой клич.

Жители Селинунта, предвидевшие такое развитие событий, приготовились к нему. Они работали всю ночь и забаррикадировали все близлежащие улицы, защитив таким образом кварталы, находившиеся в глубине города. Без устали атакуя из своих укрытий прорвавшихся врагов, они убили довольно большое их количество. Но хотя они проявляли чудеса храбрости, силы их с каждым часом убывали. Сказывались тяжкий труд по постройке укреплений, бессонница и непрерывные столкновения со свежим, отдохнувшим неприятелем.

На седьмой день посредством таранов удалось проделать еще одну брешь в городской стене, и через нее нападавшие хлынули внутрь с такими громкими криками, что у продолжавших сражаться защитников города кровь стыла в жилах. Вторая волна перекатилась через заграждения, словно полноводная река через наспех воздвигнутую дамбу. Она смела все препятствия на своем пути, и защитникам Селинунта пришлось отступать к агоре[2]. Там они встали плечо к плечу, готовые оказать последнее, отчаянное сопротивление.

Храбрость женщин в ту тяжкую пору повергала всех в изумление. Они поднимались на крыши домов и бросали во врагов все, что попадалось им под руку: черепицу, кирпичи, куски балок, — и то же самое делали дети, сознающие, что их ожидает в случае поражения.

Таким образом жителям Селинунта удалось еще на один день продлить агонию своей родины. Силы им придавала надежда на то, что каждый выигранный час может принести им спасение. Накануне ночью им привиделся условный знак — вспышка света в горах. Так или иначе, все уверовали в то, что помощь теперь уже придет скоро. Но на следующий день последнее сопротивление было сломлено. Обессиленные долгими днями сражений, воины уже не могли удерживать единую линию обороны, и битва превратилась во множество отдельных схваток. Многие встали на смерть на пороге своих домов. Невероятно, но, слыша крики ужаса своих сыновей и дочерей, они сумели выжать из своих изможденных тел последние остатки сил. Однако это упорное сопротивление лишь разожгло ярость варваров. Одержав наконец верх, они устроили самую кровавую бойню из всех когда-либо случавшихся на человеческой памяти. Они убивали без жалости даже малолетних детей, резали младенцев в колыбелях. Вечером многие из них расхаживали по городу с десятками отрезанных кистей рук, связанных в пучок в качестве трофеев, и насаженными на пики головами врагов.