Книга Тихое вторжение - Дмитрий Володихин

Тем временем Терех очень вежливо отдает распоряжения:

– Ни в коем случае не распаковывать Караваева. Это раб Зоны. Еще один раб Зоны. Вася, сходи к Верочке, нужен полный шприц триметазона. А? Оно же – «колотушка». Так – ясно? Григорьев, осторожно подойдите и привяжите еще крепче там, где отвязали. Не бойтесь, я держу его под прицелом. Господин майор, пожалуйста, свяжитесь с большой землей. Нам нужен вертолет самое позднее через два часа. Но лучше – раньше. Если до исхода названного срока мы не переправим это существо из Зоны, его придется убить. И еще, если вам не трудно, свяжитесь с доктором Михайловым. В наших кругах это весьма значительная величина, выйдет странно, что мы не сообщили об обнаружении пропавшего сотрудника из его Центра.

Существо? Да что он тут мелет про меня?!

Старшой отвечает:

– Хорошо. Соответствующие распоряжения будут отданы, Александр Евгеньевич. Но вы должны помнить, в Уставе российской армии сохранено официальное обращение к офицерам со словом «товарищ». Я настаиваю: «товарищ», а не «господин».

– Да, конечно, товарищ майор. Разумеется, товарищ майор. Почему бы нет, товарищ майор.

Товарищ майор, красный, как знамя социализма, уходит.

Раб Зоны – что за хреновина такая?

Мне, наконец, делают укол. Господи, Господи, как хорошо! Отпускает понемногу… Всё, отпустило. «Колотушка» – сильная штука. И очень, очень неполезная, по большому счету.

Надо бы привести их всех в наше жилище. Славные выйдут дети истины! Я слышал женское имя, стало быть, у нас будет новая сестра.

Что за чушь?! Что за дурь?! Да что за с-сука?! Я же здесь, я человек, я нормальный!

– Вы можете со мной разговаривать спокойно и разумно? – спрашивает Терех.

– Д-да… Со мной творится… какая-то…

– По этой причине, Тимофей Дмитриевич, пока вы здесь, я ни на секунду не выпущу вас из-под прицела. Даже если вам потребуется испражниться, извините, этим делом вы займетесь под дулом автомата. А лучше – двух автоматов… Григорьев, сходите в оружейку, возьмите свой личный ствол и идите сюда. Желательно, побыстрее. Это в нем оживает. Не видите? Я вижу. Повидал таких.

Почему он не хочет свободы? Надо принудить его к свободе…

К какой, к едреням, свободе?! Крыша моя, куда ветер тебя уносит?

Терех, не опуская автомата, продолжает разговор со мной:

– Тимофей Дмитриевич, да, это пси-воздействие. Только не контролера. От любого контролера защита нашего модуля безусловно отрезала бы вас на сто процентов. Он бы до вас не добрался. Как только люк за вами захлопнулся, пси-контроль извне оказался в значительной степени блокированным. Но тот поток, что вползает в ваши мысли, мы полностью отсечь не можем. Слишком уж мощное воздействие. Гораздо сильнее, чем у простого контролера. Просачивается. И с течением времени будет просачиваться всё больше и больше. Вы понимаете меня?

– Д-да… Но тогда… кто… откуда… меня?

– Что-то или кто-то внутри Зоны генерирует мощное пси-поле. Оно совершенно обезличено. Можно было бы сказать, что оно оказывает на людей влияние как бы от лица всей Зоны. Зона выбирает человека, который кажется ей наиболее опасным или наиболее полезным, уже не знаю, с какой стороны, и подчиняет себе как раба.

– Мы любим ее… – прорывается у меня.

Глаза Тереха наливаются спелым темным ужасом. Молчит и смотрит на меня, прикидывая, не нажать ли на спусковой крючок прямо сейчас. А ведь хороший ход: сколько проблем тут же окажется в минусе!

– Я… все еще могу это в себе контролировать. Я человек. Только иногда чуть-чуть выскакивает из меня.

– Пока можете, Тимофей Дмитриевич, – констатирует Терех. – Скоро это у вас перестанет получаться. А Зона не прекратит тянуться к вам, пока вы не окажетесь за ее пределами. Мы установили профили и напряженность пси-потоков Зоны уже после того, как пришло известие о вашем исчезновении. И у нас здесь нет средств, чтобы перетащить вас на свою сторону. Вы понимаете меня? Скажите что-нибудь.

– Д-да. Понимаю.

– Скажите мне… что это такое? Как вы это чувствуете? Хотя бы самые общие впечатления. Если можете, разумеется.

О, да в нем исследователь заговорил. Очень вовремя, ребята. Самое оно заняться сейчас аналитикой.

А впрочем, он, кажется, хочет мне помочь. Не дает мне сорваться… туда. Потому и разговаривает со мной, не оставляет в покое. Молодец, Терех.

– Я не знаю… Я не знаю. Нечто нечеловеческое… но очень хорошо понимающее людей. Наши слабые места.

– Это всё?

– Не сейчас… Мне думать трудно. Свобода наплывает на меня, как море… Но я еще человек. Я – человек!

Я кричу, пытаясь своим воплем остановить то, что понемногу захватывает мое сознание.

– Хотите, дам вам совет? В одном случае это помогло. Вытащили человека…

– Да всё, что угодно…

Ах ты ж мясо радиоактивное, ты еще спрашиваешь! Нашел место и время – вежливость проявлять.

– Есть ли у вас что-нибудь очень дорогое? Предмет любви, поклонения, хотя бы очень сильной привязанности. Дом. Женщина. Друг. Работа. Родители. Яркая картинка из детства. Философия какая-нибудь. Вера. Да хоть сумма на банковском счете. Все равно, лишь бы вы этим дорожили, до крайности, подчеркиваю, дорожили. Так вот, вцепитесь в это и не отпускайте ни на секунду. Прикасайтесь к нему, думайте о нем, представляйте себе его… что уж у вас там есть. Не всего себя пытайтесь сохранить, а только тот участочек, где это у вас живет. Я с вами еще поговорю, но от меня вам мало помощи. Очень скоро я не смогу вас… удерживать… Вы понимаете меня? Вы – еще здесь, с нами?

Мне приходится сконцентрироваться.

– Д-да-а… Я здесь… Я с нами… с вами… Я здесь…

Приходит Григорьев, у него в руках автомат. Это как раз тот мужик, с которым я когда-то пил. Лицо у него перекошено. И жалеет меня, и боится меня, и трусом самому себе показаться не хочет. Вот он берет салфетку и шагает ко мне, чтобы вытереть пот со лба. И впрямь, пот заливает мне глаза.

– Не надо, Григорьев… осторожнее! – говорит ему Терех.

Но он все-таки дотягивается до лба и проводит по нему салфеткой. Я пытаюсь его укусить. Пришляк. Проклятый пришляк. И воняет от него железом, смертью, неволей. Они ненавидят меня. Все они, до одного, ненавидят меня! Ведь у меня есть свобода, я знаю свободу, а они ничего не знают, ничего не понимают, вот и ненавидят. Злые пришляки! Мясо.

Господи!

Господи!

Я начинаю молиться.

Чуть легче…

Григорьев глядит на меня без испуга, с одной только жалостью. Спасибо, мужик, что ты не боишься меня, что ты считаешь меня человеком! Знал бы ты, как я тебе сейчас благодарен!

Григорьев сообщает нам с Терехом: