Книга Банда Мило - Дэнни Кинг

2. И Рождество, и день рождения, и получение водительских прав, и лишение девственности

И вот наконец снова наступил этот день. Такой же чудесный, как и обычно. Ради него даже стоило мотать срок. Хотя, может, и не стоило.

— Ты там поосторожнее, Мило, — провожая меня у ворот, напутствовал мистер Баньярд. Я уже собирался ответить ему тем же — вне всяких сомнений, дало о себе знать приподнятое настроение, — как он добавил: — Постарайся на этот раз подольше задержаться на воле. Камеры нужны нам для других заключенных.

Вот как? Значит, именно так все и будет?

Я не удостоил его комментарий ответом. К тому же Баньярд захлопнул ворота прежде, чем я успел что-то придумать. Я просто коснулся двери, развернулся и зашагал в новую жизнь.

Несмотря на такую рань, я отправился в магазин и купил четыре банки топлива, чтобы скоротать время в поезде по дороге домой. Первую я с треском откупорил прямо на улице и одним глотком осушил, не успев отойти от лавки и десяти ярдов. Ничего вкуснее в жизни не пробовал! Какая-то старуха на автобусной остановке уставилась на меня, не скрывая презрения, так что я попытался ее успокоить.

— Только что с вышки. Буровой, что на Северном море. Там не разрешают употреблять алкоголь. Если бы я не выпил, точно отбросил бы копыта.

Не думаю, что тетка поверила. На самом деле в этом даже нет ее вины. Если бы я действительно вернулся с буровой вышки, с какой это стати стал бы я пить свою первую долгожданную банку пива у остановки, на которой написано «Тюрьма Брикетом»? Впрочем, не важно.

Стоя там, я заметил, что ее сумочка открылась, и оттуда вывалилась десятка. Поблизости никого. Старуха наступила на нее ногой, так что незачем опасаться, что банкноту сдует ветром. Я все продумал. Как только подъедет автобус и водитель отворит дверь, я скажу: «Сначала дамы» и, нагнувшись, подберу десятку. Лучше не бывает. Десять минут на свободе — и я уже богаче на десять фунтов.

Минутку, минутку! — вдруг подумал я. Что это такое творится? Три с половиной года я только и твердил о том, чтобы порвать с преступным прошлым, а тут, не успев еще отойти от тюрьмы, уже планирую, как бы это стащить у старушки выигранные в лото денежки. Нет, не могу.

Не дожидаясь смены настроения, я крикнул старой склочнице:

— Простите, уважаемая, кажется, вы что-то выронили, — и пальцем ткнул ей под ноги.

— Ох! Батюшки! Ох ты, боже мой! Спасибо тебе, паренек. Проклятая застежка. Она постоянно меня подводит, — залепетала она и заплясала вокруг десятки, пытаясь вытащить ее из-под ног. — В наши дни так редко можно встретить столь честных людей, — добавила старушка и одарила меня улыбкой.

И знаете: мне стало приятно. Разумеется, десятка пригодилась бы больше: я купил бы еще пивка, шоколадок и сигарет. Но что с того? Зато теперь я получил уважение и восхищение милой старушенции. И это вдруг затмило все пиво, шоколадки и сигареты мира. Я почувствовал себя лучше. Для начала очень неплохо. Я даже фунтов на десять вырос в собственных глазах. Нет, сегодня ничто не испортит мне настроение. Спустя пару часов, как раз когда мой поезд прибывал на станцию, я поедал себя поедом. Я так бесился. Снова и снова прокручивал в голове тот случай и все старался припомнить, почему это, собственно говоря, мнение какой-то несчастной старой коровы, которая с первого взгляда даже не обратила на меня внимания, лучше, чем десятифунтовая бумажка. Просто в голове не укладывалось. Да, конечно, я дал себе клятву завязать и больше не заниматься воровством. Но это ведь называлось бы не воровством, а находкой. Я ведь не виноват, что старой дуре нравится разгуливать по улицам с расстегнутой сумкой, так? И зачем только я открыл рот? Вот идиот! Просто бред какой-то!

Я сошел с поезда. Изнутри меня пожирала тупая боль, возникшая вследствие упущенной возможности. И тут увидел брата, ожидавшего меня в конце платформы. Я подошел, подал ему руку, поздоровался и выбросил из головы чертову десятку.

— Как ты, морда? — спросил Терри.

— Неплохо, чел. Ты один?

— Ага. По-моему, твой выход из тюряги давно уже не новость для пацанов. Пошли. Там моя тачка.

— Долго ты ждал? — справился я.

— Порядком.

— Да уж. Я тоже.

Мы нашли машину Терри там, где он ее и оставил — неплохо для этого городка, — и забрались внутрь. Сколько приятных, радостных впечатлений обещал этот день! Салон нагрелся, поэтому я опустил окно и полной грудью вдохнул гемпширского воздуха.

Он пах, как… впрочем, как самый обыкновенный воздух.

Хотелось бы сказать, что он имел аромат свободы, или цветов, или же детей, играющих со щенятами, или чего-то еще в этом роде, но ничего подобного. Он пах просто воздухом. Впрочем, хорошо хоть не воняло хлоркой и мочой, от одного этого меня переполнило счастье.

— Что, опять в отпуск, Мило? Как на этот раз? Надолго? На месяц? На два? — принялся поучать Терри.

— Ну вот, поехали. Можно хоть раз обойтись без нотаций и не портить мне радость от первого дня на воле?

— Просто спросил. Раз уж ты поселишься у меня, я, пожалуй, имею право узнать, как долго это продлится.

— За решетку я больше не вернусь, — заявил я. — Никогда.

— Да ты что? Правда? Опять решил завязать? Вот здорово.

— На сей раз так и будет. Точно тебе говорю. Не собираюсь провести остаток жизни в тюряге. Это исключено.

— Боже мой, жалко, что я не требовал с тебя по «штуке» каждый раз, когда ты говорил: «Все. С прошлым покончено. Я изменился. Дайте мне шанс», — глумился Терри; я и представить не мог, какого он обо мне мнения. — Но не успеешь опомниться, как какой-нибудь ублюдок уговаривает тебя помочь ему сбыть груз краденого кирпича иди укрыть угнанную тачку или же втягивает тебя еще в какое-то сомнительное дельце, — и ты опять в камере, недоумеваешь, как снова оказался таким придурком, и клянешься, что это в последний раз.

Но как бы не так, Даррен. И все потому, что ты — идиот. Об этом можно кричать сколько угодно, только вряд ли до тебя когда-либо дойдет. Ты не способен усваивать уроки.

— Скажи-ка, ты заранее подготовил эту замечательную речь?

— Да.

— Впечатляет.

— Спасибо.

— И все-таки ты ошибаешься. Согласен, все сказанное в определенной мере справедливо. В прошлом я действительно совершал идиотские поступки, но эти дни минули. Я вывел для себя несколько простых правил, и если смогу придерживаться их, то никогда не вернусь за решетку.

— Что еще за правила?

— Никогда не прикасаться ни к чему, что вызывает подозрение. И даже не помышлять об этом.

— Что ж, удачи тебе, дружище. Только не обижайся, если я больше не пойду вносить за тебя залог.

— Не буду. Я действительно изменился, но не вправе винить тех, кто мне не верит, — признал я. — Мое дело — доказать. Вот, например, сегодня утром я заметил, что одна старушенция обронила десятку, и сообщил ей об этом. Я сказал: «Эй, гляньте, у вас выпало десять фунтов», и если бы не я, бабка даже этого бы не заметила.