Книга Дневник грабителя - Дэнни Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С его физиономии сейчас только картину писать!
Обо всем этом я могу лишь догадываться, потому что обернуться у меня нет времени — в ту секунду, когда Фред раскрывает дверь, я со всех ног устремляюсь наверх, а рулон салфеток катится дальше вниз. Я чуть ли не сшибаю с ног Олли, влетая в туалет, и только теперь осознаю, что совершил чудовищную ошибку. Воняет здесь просто убийственно. Ей-богу, убийственно!
Я опускаюсь на колени, суматошно ища глазами освежитель воздуха. Раздается стук в дверь, которую я закрыл за собой на замок.
— А ну-ка выкатывайтесь оттуда, грязные ублюдки! Я пристрелю вас обоих!
Мне не нравится, что он обращается к нам двоим. Грязный ублюдок среди нас всего один, но в данной ситуации это уточнение никого не интересует.
— Быстрее дай мне эту фигню, я вытру задницу! — кричит Олли, протягивая руку за полотенцем, превратившимся для меня в респиратор.
При любых других обстоятельствах я послал бы его куда подальше, но нынешняя ситуация исключительная.
— Вылезайте оттуда! — требует Фред, продолжая колотить в дверь.
Через несколько секунд раздается треск выламываемого шпингалета. Я подскакиваю к двери и наваливаюсь на нее всем своим весом, чтобы выиграть еще чуточку времени, за которое Олли успеет натянуть на задницу брюки и застегнуть их.
Я придумываю, что сказать Фреду. На ум приходит единственное: «Пшел к черту!» Конечно, если бы я был поэтом, или Ноэлем Кауэрдом, или Майклом Бэрримором, я подыскал бы для взбешенного пожарника, рвущегося в уборную, какие-нибудь более забавные слова. Но я ни тот, ни другой, ни третий, поэтому останавливаюсь на «Пшел к черту!». Я мысленно повторяю эту незатейливую фразу еще пару раз, хотя прекрасно понимаю, что ни к какому черту Фред не пойдет и что он мечтает сейчас только об одном: проникнуть в сортир и свернуть мне шею.
А ведь он здоровый как бык, думаю я.
…здоровый…
…здоровый…
…здоровый…
— Как открывается это окно? Где ключ? Почему этот козел вернулся домой так рано? — тараторит Олли, дергая за ручку окна.
— Считаю до трех… — угрожает из-за двери Фред.
— Да разбей ты это чертово окно! — ору я на Олли. — Долбани по нему чем-нибудь!
Олли понимает меня с полуслова, хватает в одну руку кружку для бритья, во вторую унитазный ерш, бьет ими по оконному стеклу и ныряет в образовавшуюся дыру, шлепаясь на землю раньше, чем последний осколок. Фред мгновенно просекает, что мы задумали, и быстро несется вниз с намерением поймать нас на улице.
Я тоже не медлю — молниеносно прыгаю во тьму за разбитым окном, слегка порезав при этом ногу. И только пролетая половину расстояния до земли, вдруг задаюсь вопросом: интересно, не лежит ли Олли прямо подо мной? Может, упал неудачно, потерял сознание и нуждается в медицинской помощи? О нет, только не это!
Нижние части моих ног ныряют в клумбу с нарциссами, а все остальные части меня врезаются в газон. Колени, руки, нос и подбородок болят уже до того момента, когда мне в бок наносят удар ногой.
…здоровый…
…здоровый…
Я судорожно стараюсь подняться, но Фред не дает мне такой возможности: щедро одаривает меня пинками, а по затылку пару раз заезжает кулаком.
Поняв, что сопротивляться не имеет смысла, я сжимаюсь в комок, принимая положение зародыша, и покорно отдаюсь во власть этого здоровяка. Тут он внезапно валится на меня и потрясенно смотрит куда-то вверх. Я вижу Олли, уверенным жестом замахивающегося лопатой и бьющего ею прямо по башке Фреда. Фред в считанные доли секунды уносится в противоположные полному здравию сферы, туда, где он вовсе не желает находиться, — это видно по выражению его лица.
Приободренный, я выбираюсь из-под Фреда и отползаю в сторону, а Олли наносит ему по башке, а потом по ногам еще несколько ударов лопатой.
— Давай прикончим эту скотину, — обращается он ко мне, надеясь, что я к нему присоединюсь.
У меня от боли ноет все тело. Олли опять замахивается, но я останавливаю его и тяну за рукав к задним воротам.
— Черт возьми, Олли, давай побыстрее смоемся отсюда!
Мы бежим к фургону.
Я должен был бы, подобно Олли, возгореться желанием прикончить эту скотину, но решил, что с Фреда довольно и того, что он получил.
Мы бежим по ночной темноте к фургону. Я в бешенстве — главным образом от осознания нелепости ситуации. Любой, кто взглянул бы на нее со стороны, решил бы, что во всем произошедшем виноваты только я и Олли. Как несправедливо!
Воровать нехорошо.
Неужели? А кто сказал, что это нехорошо?
Бог, а Бог все знает.
Верно, но Бог говорит и много других вещей, большинству из которых мы предпочитаем не придавать значения, потому как они не вполне вписываются в процесс осуществления наших жизненных планов.
Не укради — одна из десяти заповедей.
Да, но основная масса людей только об этой заповеди и помнит. Об этой да еще о парочке — не убий и не прелюбодействуй. О других в наши дни забывают по той простой причине, что соблюдать все десять просто неудобно. Многие люди, в том числе и я, не могут даже удержать их все в памяти — штук пять вообще не в состоянии припомнить. Какой смысл тогда, скажите на милость, ссылаться на них?
Возьмем, к примеру, заповедь «не упоминай имени Господа Бога всуе». Она не более и не менее важна, чем «не укради» или «не возжелай задницы — или чего-то там еще — ближнего своего», так ведь? Но многие ли из нас строго придерживаются этого закона, а? Ну кто, скажите, пожалуйста, ни разу в своей жизни не произнес чего-нибудь типа «Боже, как же от тебя воняет!» или «Ну и дрянь же ты, прости меня Господи!»? И, говоря подобное, никто не ощущает себя грешником. Конечно, если ты ругаешься в присутствии, положим, собственной бабушки, тебя могут попросить выражаться поприличнее, но ведь никому не придет в голову подсказать, что, произнося имя Всевышнего всуе, ты совершаешь страшный проступок, я прав?
А заповедь «не прелюбодействуй»? Ее-то люди обожают цитировать. Не знаю, может, этого момента кто-то просто не учел, или все умышленно делают вид, будто не задумываются над данной деталью, но разве Мария уже не была женой Иосифа, когда к ней явился Бог и оплодотворил ее? Об этом по той или иной причине все предпочитают молчать. Бог, мол, есть Бог, и нет ничего страшного в том, что Мария стала матерью Иисуса Христа.
А-а, но Господу позволено совершать подобное, ведь он Бог.
Правильно, но в этом-то и состоит неувязочка. Выходит, Бог ничем не отличается от всех тех боссов-самодуров, которым я в тот или иной период своей жизни подчинялся.
Значит, он тоже хочет, чтобы мы следовали не его примеру, а только его указаниям. И если бы ему пришло на ум ограбить мой дом, это также не считалось бы чем-то предосудительным, а полиция не имела бы права прикасаться к нему, потому что Бог не обязан подчиняться тем законам, которые руководят нами. И страховка в таком случае мне не помогла бы, ведь деяния Божьи не упоминаются в страховых полисах.
