Книга Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

Священник даровал ему отпущение грехов и произнес традиционное: «Sia lodato Gesu Cristo». Гай ответил: «Oggi, sempre»[5]– и поднялся с колен, трижды произнес «Aves» у восковой фигуры святой Дульчины и, откинув кожаную занавеску, вышел на освещенную ослепительным солнцем базарную площадь.

Дети, внуки и правнуки крестьян, первыми приветствовавших Джервейса и Хермайэни, как и их предки, жили в коттеджах позади «кастелло Крауччибек» и возделывали земли на террасах. Они выращивали виноград и делали из него вино; они продавали оливки; они держали коров в подземных, почти лишенных света стойлах, из которых те иногда вырывались, вытаптывали грядки с овощами и перемахивали через низкие заборы до тех пор, пока их с дикими криками не заарканивали и не водворяли на место. Крестьяне платили за арендованную землю сельскохозяйственными продуктами и услугами. Сестры Жозефина и Бианка выполняли все работы по домашнему хозяйству в доме Гая. Они накрыли стол для прощального завтрака под апельсиновыми деревьями. Гай отведал спагетти и выпил vino scelto, местное коричневатое крепкое вино. Затем взволнованная и возбужденная Жозефина принесла большой разукрашенный торт, испеченный в честь его отъезда. Гай уже удовлетворил свой слабый аппетит. Он с тревогой наблюдал, как Жозефина разрезала торт. Осыпаясь крошками, он попробовал его и похвалил женщин. Жозефина и Бианка безжалостно Стояли перед ним, пока он не проглотил последнюю крошку отрезанного ему куска.

Его уже ждало такси. Проезжей дороги к кастелло не было. К воротам подходила лишь узкая тропинка от последней ступеньки каменной лестницы. Когда Гай поднялся, чтобы идти, все домочадцы – всего двадцать человек – собрались проводить его. Они пришли бы несмотря ни на что. Каждый из них поцеловал руку Гаю. Многие плакали. Дети набросали в машину цветов. Жозефина сунула ему на колени завернутую в газету оставшуюся часть торта. Они дружно махали ему руками, пока машина не скрылась за поворотом, и только после этого вернулись туда, где проводили свой полуденный отдых. Гай переложил торт на заднее сиденье и вытер руки носовым платком. Он радовался тому, что тяжелому испытанию пришел конец, и покорно ждал, когда заговорит водитель – секретарь местной фашистской организации.

Гай знал, что его не любили ни те, кто работал в его доме, ни те, кто жил в городке. Его признавали и уважали, но он не был для них simpatico[6]. Графиня фон Глюк, которая не знала ни слова по-итальянски и в открытую сожительствовала со своим дворецким, была simpatica. Миссис Гарри, которая распространяла протестантские трактаты и памфлеты, вмешивалась в способы ловли рыбаками осьминогов и плодила в своем доме бездомных кошек, тоже была simpatica.

Дядя Гая, Перегрин, прослывший всюду скучнейшим человеком, одно присутствие которого наводило благоговейный страх на всех цивилизованных людей, – дядя Перегрин был для них molto simpatico[7]. Уилмоты были непревзойденными хамами. Санта-Дульчину они рассматривали исключительно как место для приятного отдыха, наслаждений и развлечений; они не жертвовали ни пенса в местные фонды, устраивали буйные вечеринки, носили крайне неприличное платье, называли жителей итальяшками и часто уезжали в конце лета, не оплатив счетов местных торговцев. Но у них были четыре шумливые и некрасивые дочери, выросшие на глазах жителей города. Более того, Уилмоты потеряли здесь своего сына, который вздумал прыгнуть в море со скалы. Жители Санта-Дульчины участвовали во всех этих шумных весельях и печальных событиях и даже с удовольствием наблюдали за поспешными и скромными отъездами Уилмотов в конце сезона. Уилмоты были для них simpatico. Даже Масгрейв, который был владельцем кастеллетто до Уилмотов и именем которого оно теперь называлось, Масгрейв, который, как говорили, не мог поехать в Англию или Америку, потому что у властей в этих странах был ордер на его арест, этот «чудовище Масгрейв», как его назвали Краучбеки, был для жителей Санта-Дульчины simpatico. И только Гай, которого они знали с раннего детства, который говорил на их языке и признавал их веру, который был щедрым по отношению к ним и безгранично уважал все их нравы и обычаи, дед которого построил для них школу и мать которого подарила им набор риз, украшенных вышивкой, выполненной королевской школой рукоделия, для ежегодных выносов на улицы костей святой Дульчины, – только Гай неизменно оставался для них чужестранцем.

– Вы надолго уезжаете? – спросил фашист-чернорубашечник.

– На все время, пока будет война.

– Войны не будет. Никто не хочет войны. Кто в ней выиграет-то?

Со всех стен без окон, мимо которых они проезжали, на них смотрело хмурое, нанесенное по трафарету лицо Муссолини с надписью под ним: «Вождь всегда прав». Фашистский секретарь снял руки с руля, закурил сигарету и после этого увеличил скорость. «Вождь всегда прав», «Вождь всегда прав» – то и дело мелькали надписи и скрывались в поднятой машиной пыли.

– Война – это сплошная глупость, – снова начал недоученный сторонник фашизма; – Вот увидите. Все будет упорядочено и улажено.

Гай не стал оспаривать этих утверждений. Он не проявил никакого интереса к тому, что думал или говорил водитель такси. Миссис Гарри на месте Гая наверняка начала бы спорить. Однажды, когда ее вез этот же водитель, она заставила его остановить машину и пошла домой пешком – три довольно трудные мили пешком, – чтобы доказать свое отвращение к политическим взглядам фашистского секретаря. Гай же не имел никакого желания ни внушать, ни убеждать, ни делиться своими взглядами и мнениями с кем бы то ни было. Он не дружил ни с кем даже на почве своих религиозных убеждений. Он часто жалел, что живет не во времена действия законов против папистов и нонконформистов, когда Брум был одиноким передовым постом католической веры, окруженным чуждыми этой вере людьми. Иногда он воображал себя отправляющим в катакомбах перед концом света последнюю мессу для последнего папы. Гай никогда не ходил к мессе по воскресным дням; вместо этого он посещал церковь в ранние часы обычных дней недели, когда людей там было совсем немного. Жители Санта-Дульчины предпочитали ему «чудовище Масгрейв». В первые годы после развода с женой Гай имел несколько мимолетных, низкопробных любовных связей, но он всегда скрывал их от жителей Санта-Дульчины. В последнее время он приучил себя к полному воздержанию, что даже священники считали неназидательным. Как на самом низком, так и на самом высоком уровнях между ним и окружавшими его людьми не проявлялось никаких симпатий, и он не имел никакого желания слушать болтовню водителя такси.

– История – это живая сила, – нравоучительно продолжал тот, приводя слова из недавно прочитанной статьи. – Никто не может остановить ее и сказать: «Отныне не будет происходить никаких перемен». Страны, так же, как и люди, стареют. Одни владеют очень многим, другие очень немногим. Отсюда вытекает необходимость перераспределения. Но если дело дойдет до войны, то все окажутся владеющими очень немногим. Они знают это. Они не допустят войны.