Книга Леопард из Батиньоля - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где взять барахлишко?
— Ювелирный магазин Бридуара на пересечении улиц Пэ и Дону. Если загребешь там еще какого фуфла — не сливай сразу, потерпи.
Дверь открылась, и вошли двое половых. У одного на подносе красовалась жареная индюшка, у второго в тесноте да не в обиде соседствовали бокалы, тарелки, бутылка мюскаде и салатница с жареной картошкой. Как только все было стремительно расставлено на столе, птица разделана, а вино разлито по бокалам, гарсоны испарились.
— Угощайтесь, уважаемый.
Барбос присвистнул:
— Однако! — Покачав головой, он вонзил вилку в индюшачью ногу и хмыкнул: — Ежели ты, шельмец, так швыряешься деньгами, неудивительно, что у тебя в карманах частенько ветер гуляет, как говорят.
— О, наконец-то я вижу улыбку! Но должен признаться, эта индюшка мне ничего не стоила. Все проделано силой мысли — тут со мной никто не сравнится!
В активе Фредерика Даглана действительно были навыки и дарования, каковых с избытком хватило бы на десяток отборных мошенников. В свое время он специализировался на подлоге изделий из серебра, затем прошел курсы повышения квалификации у собирателя пожертвований, отличался наблюдательностью, владел методой поиска сведений и был наделен затейливым воображением. Кроме того, Даглан на зубок знал уголовный кодекс и превзошел науку шифров, чем обеспечил своим посланиям полную конфиденциальность и оградил себя от любопытных читателей на случай перехвата.
— Стало быть, эта индюшка досталась тебе даром? Ну-ка, ну-ка, поделись, такие байки меня забавляют, — пробубнил Барбос, заталкивая в рот изрядный кусок поджаристой индюшачьей шкурки.
— Итак, вчера, — охотно начал рассказ Даглан, — околачиваюсь я во Дворце Правосудия — у меня была забита стрелка с корешком. Торчу, значит, там, и вдруг появляется — кто бы вы думали? Сам главный судья Ламастр, ну тот жирняга, который судейским молотком орудует что твой плотник и любого ни за грош доведет до каторги. И что же он бухтит своему собрату? «Вот незадача, часы дома забыл! А ведь это неудобственно — не знать точного времени на заседании. Присяжным только дай волю — до ночи шушукаться будут». Как говорится, имеющий уши да услышит! А я, надо сказать, с господами магистратами не один день знаком, так что и адресок любого из них раздобыть не закавыка. Короче, я сваливаю и, разжившись по дороге роскошной жирной индюшкой за пару денье, звоню в дверь обиталища дражайшего судьи Ламастра…
— Хитрая бестия! — фыркнул Барбос, опрокидывая в глотку бокал вина.
— Открывает мне его холуй, а я холую излагаю: «Господин главный судья Ламастр изволили приобрести по дороге в суд эту восхитительную индюшку и велели сюда доставить — желают завтра отведать ее с трюфелями на обед. И еще его превосходительство по забывчивости оставили дома свой хронометр, так просили им в суд принести и вознаграждение мне за это посулили». Оцените, уважаемый, тот факт, что я продемонстрировал безупречные манеры!
— Я оценил тот факт, что ты конченый прохвост.
— Короче, холуй помчался к хозяйке. Мадам Ламастр индюшку приняла, вручила мне мужнины часы без опаски и пятьдесят сантимов на чай. Вот и все вознаграждение. Ну не жмоты эти судейские, а?
— И что ты сделал с часами, негодник?
— Немедленно загнал! Выручил, правда, всего сорок франков, хотя они стоят не меньше тысячи. Но времена нынче тяжелые, уважаемый, скупщики совсем стыд потеряли, дурят нашего брата трудягу только так.
— А с индюшкой-то что?
— О! На выручку чудо-птице я сегодня спозаранку отрядил своего корешка. Она, бедняжка, к тому времени была насажена на вертел, жарилась на медленном огне и уже обретала тот волшебный золотистый оттенок, каковой столь приятен взору всякого гурмана. «Мадам! — возопил мой корешок, явившись к супруге месье Ламастра. — Его превосходительство главный судья прислал меня за индюшкой, потому как вор, укравший его часы, пойман и суду нужны улики». Довод сей показался мадам Ламастр настолько убедительным, что она тотчас сняла птичку с вертела и доверила ее заботам моего корешка. А тот без промедления слинял с добычей, ибо негоже заставлять судей ждать. Ну, так как вам моя индюшка?
— Чертовски вкусна, пройдоха ты этакий! — признал Барбос, сотрясаясь от хохота. Отсмеявшись, толстяк вытер рот салфеткой и заработал зубочисткой. — Так я могу на тебя рассчитывать? — напомнил он о деле.
— Когда вы хотите получить портсигары?
— В следующее воскресенье, здесь, в тот же час.
— Недели мало…
— Справишься. Да, вот еще что. Если вляпаешься — держи рот на замке, понял? Меня ты не видел и знать не знаешь.
— Будьте покойны, уважаемый. Когда Фредерик Даглан дает слово, сам сатана не заставит его это слово забрать, даже если будет щекотать вилами у себя в аду. А сейчас промочите-ка глотку еще разок да возвращайтесь к индюшке — не выбрасывать же жратву. И кстати, не рассчитывайте, что в следующее воскресенье я попотчую вас такой же!
В тот же день, ближе к вечеру
Церковь Святой Марии в квартале Батиньоль треугольным фронтоном и дорическими колоннами напоминала древнегреческий храм. К ее апсиде примыкал сквер с искусственным гротом, водопадом и даже миниатюрной речушкой, впадавшей в озерцо. Из сквера открывался вид на железнодорожные пути, на озерце резвились утки, а вокруг него прогуливался Фредерик Даглан с ящиком для письменных принадлежностей на ремне, перекинутом через плечо. На крышке ящика проступал полустершийся герб: золотой леопард на лазурном поле.
Даглан обмозговывал ситуацию: «Двести франков за кражу портсигаров, пусть и янтарных, — что-то слишком щедро. Похоже, у пузана тут свой интерес. Надо будет его прощупать, нельзя же оставлять тылы без пригляда…» Он остановился около смотрителя сквера. Старый инвалид в изношенном мундире поприветствовал знакомца по-военному:
— Здравия желаю, мсье Даглан!
— И вы не хворайте, капрал Клеман. Ну как оно? Урожай хороший?
— Соска, палка от обруча, швейная игла и номер «Журналь амюзан». Эх, мсье Даглан, и ведь что самое прискорбное — ни на минутку не присядешь передохнуть, иначе выставят вон, давно уж говорят, что староват я для такой работы. А я, однако, дело свое знаю! Да только когда работяге за шестьдесят перевалит, любой приказчик его обузой считает. Мне же в конце августа ровно шесть десятков и стукнет — уволят как пить дать. Жена уж совсем извелась. Сынок у нас — портняжка в ателье Гуэна, гроши домой приносит, да еще дочка подрастает… Хотя, конечно, пенсия мне военная полагается как инвалиду — крошечная, но как-нибудь протянем… Ах да, мсье Даглан, я ж не поблагодарил вас за вишню! Жена обрадовалась, вишня-то в нынешнем году совсем дорогая, так жена обещает варенья наварить, а для вас настоечку на водке сделает.
— Полно вам, Клеман, мне эта вишня ничего не стоила.
— Все одно спасибо. А сейчас куда, мсье Даглан? Тоже небось на работу?
— Ну да, у меня-то она не пыльная — сиди меню переписывай. К ужину рестораторы приспосабливают то, что осталось с обеда. Тунец под зеленым соусом у них превращается в тунца под майонезом, помидоры в масле — в помидоры фаршированные и так далее. Такие вот чудеса! — Даглан сунул в руку старику монету. — Скромное вспомоществование, папаша Клеман. И не переживайте, по миру вы не пойдете и в ломбард дорожку не протопчете — я за этим прослежу.