Книга Непристойный танец - Александр Бушков

– Нашел о чем жалеть… – так же ласково, ободряющедержа за плечо, сказал Прокопий. – Вставят стекло, куда денутся… Икудрявого ты ловко положил… Мне с того места плохо было видно, пришлосьстудентика держать и осаживать… Он что, с пистолетом на тебя кинулся, дворникряженый?

– С наганом, – кивнул Сабинин. – Достал наган– и ко мне… Ничего, я успел… Но ведь это была не засада? Один он…

– Ага, – раздумчиво протянул Прокопий. – Ятак понимаю, ложного двойника они поставили для охраны. Ничего толком не знали,но что-то, должно быть, пронюхали, слышали звон, да не знали, где он… А может,новые порядки. Может, сейчас господам охранным начальникам такая вот охрана подолжности полагается… Ну, не надо над этим голову ломать… Молодец Коленька,душевно справился, доведись о тебе слово сказать, ничего плохого не изреку,кроме хорошего… Молодец он у нас, Вася?

– Орел! – подтвердил Вася, не оборачиваясь. –Отзвенел шпорами наш господин подполковник, голубое благородие… На вокзал едем,товарищ Прокопий?

– На вокзал, как договаривались, – кивнулПрокопий. – Билеты готовы, паспорта надежные, высклизнем… Уже, считай,вывернулись, ищи ветра…

Сабинин, все еще пребывавший в некотором переполохе чувств,с удивлением констатировал, что вокруг продолжается самая обычная жизнь: едутизвозчики, идут прохожие, на углах монументально маячат городовые в белыхнитяных перчатках, и никто не летит сломя голову им вслед, никто не тычетпальцем, не орет: «Вяжите убивцев, православные!» Поистине, ищи ветра…

Свинтив с фляги колпачок, Прокопий наполнил его до краев,подсунул Сабинину:

– Причастись вот. С полем тебя, с первым… Ну как, естьразница с япошками?

– А, пожалуй, что и нет, – заключил Сабинин, судовольствием проглотив шустовский коньячок. – Положительно, нет…

Часть первая. Танцуем мазурку, господа!

Глава 1

Исповедь в нехристианских условиях

Настроение у Сабинина было самым что ни на есть унылым – этоопределение подходило гораздо лучше интеллигентного термина «ипохондрия»…

Весь день его с предельно таинственным видом водили с одной«надежнейшей» квартиры на другую, пугая возможной опасностью, заверяя, что иэтот адрес может оказаться под подозрением, зато уж следующий надежен, словнобронированные подвалы французского Национального банка. Однако на новойквартире очень скоро все повторялось – рано или поздно на пороге возникалсубъект, державшийся таинственно и значимо. Вот только эта напускнаятаинственность отдавала дурным вкусом дешевого театрика. Сабинин давно уже небез оснований подозревал, что тертые пограничные прохвосты неким не объясненнымнаукой чувством раскусили в нем совершеннейшего новичка и то ли набивают ценуза будущие свои профессиональные услуги, то ли попросту решили устроить себенехитрое развлечение…

В ходе всех этих странствий он чувствовал себя то лифальшивой монетой, от которой все новые ее владельцы стараются побыстрееотделаться, то ли докучной помехой. Ощущения были не из приятных, ему ужеосточертело сидеть в чужих комнатушках, где чувствуешь себя скованно инеловко, – но он крепился. Ибо до границы, за коей простираласьАвстро-Венгерская империя, было рукой подать, каких-то полторы версты, а еслипользоваться привычными военному человеку сравнениями, прицельная дистанциявинтовочного выстрела… И он крепился, благо до желанной цели оставалосьнемного.

Пригнувшись, он выглянул в низкое окошечко, на убогийдворик, заваленный всякой чепухой. Прислушался. Сварливый женский голос честилсобеседника на чем свет стоит, а тот, очевидно наученный богатым предшествующимопытом, вяло отругивался. «А ведь это уже не притворство, – подумал он,разобрав в общих чертах содержание разговора. – Всерьез беднягучехвостит…»

Заслышав близкие шаги, он отпрянул от окна, уселся на шаткийтабурет. Вошедший, еврей средних лет, одетый обыкновенным мещанином, еще хранилна лице целую гамму чувств, вызванных оживленной беседой во дворе. И бросилсварливо, еще не остывши:

– Ну и что вы себе сидите? Пойдемте уже! –Оглянулся на дверь. – Вот дура баба, чтобы ей повылазило и назад невлезло… Мотка о доме не думает. Мотка о детях не думает… А как иначе, еслииначе и денег не получишь? Вот деньги ей нравятся, да уж, а все остальное ненравится, изволите видеть…

– Да, я понял, – сказал Сабинин. – Всеслышал…

На лице собеседника отразилась пугливая подозрительность:

– Интересно, как пан понял? Пан что, знает жаргон?[1] Пан что-то не похож на еврея… Или пан еще скажет, что игебрайский[2] разбирает?

– Чего нет, того нет, – сказал Сабинин. –Просто немецкий знаю неплохо, вот и понял…

– Ай, понятно… Скажу по секрету, гебрайского я и сам незнаю, что я вам – раввин? Пойдемте, они там ждут уже…

Они вышли за калитку и двинулись по узкой грязной улочке,столь кривой, будто строившие здесь дома заранее пылали ненавистью к прямымлиниям. Улочка, конечно, была немощеная – как и все остальные «прошпекты» этогозаштатного городишки юго-западного края, даже те, что в отличие от здешниххибарок застроены «палацами» местной знати. Хорошо еще, что далеко было доосенних дождей. В дождливую погоду этот раскинувшийся на склоне холма городишкодолжен превращаться в море разливанное непролазной грязи.

– Жалко, что пан не похож на девицу, – неожиданнозаключил провожатый.

– Это почему?

– А было бы проще. Можно бы нарядить пана истиннымевреем, подвязать пейсики и поехать прямо на телеге на ту сторону, за кордон…Только стражники – это ведь аспиды! Он себе сразу скажет: ага, а чего этополная телега одних мужчин поехала за кордон? Эти евреи, чтоб их, опять что-тозамышляют… Хватай еврея, вяжи еврея! Вот незадолго до пана один молодой человектоже ехал на ту сторону, так он был совсем молодой и ни разу еще не брился, мыего и нарядили в молоденькую еврейку, букли ему прицепили, личико было оченьдаже подходящее, да вдобавок он рукавом закрывался, как благонравной еврейскойдевице и положено при виде грубых стражников…

– И что?

– И проехали за кордон, в лучшем виде. Каждый стражник,что попадался, говорил себе: ага, вон евреи с молодой еврейской девицей едут ккому-то в гости или на свой чертов еврейский праздник, кто их разберет,который… И ни один не остановил. Но с паном такое не выйдет, у пана лицовоенное… и выправка замечается… тс! Я и сам догадываюсь, что пан – дезертир, нокого это волнует? Ваших туда много бежит, я про господ дезертиров, и вполнепонятно: ну что хорошего, если на тебе военный мундир и каждый фельдфебельрычит, когда захочет… Да еще иди и убивай кого-то, ай-ай! А зачем? Он ведьможет не захотеть, чтобы его убивали ни с того ни с сего, и сам убитьпопытается… Вот взять моего племянника Гершеле Ягоду, так его тоже хотелизабрать в войско, только отец извернулся и устроили ему белый билет… ну, какойиз Гершеле Ягоды военный человек, смех один… Мы его устроили в ученики каптекарю, хорошая профессия, на всю жизнь будет кусок хлеба… Вот туда панизволит пройти, там к вам…