Книга На подсосе. История любви - Кристофер Мур

2

Последняя куча

— И все?

— Ну.

— Никогда больше?

— Не-а.

— Вообще?

— Угу.

— Наверное, на память стоит оставить.

— Смывай давай да выходи уже оттуда.

3

Я беден, а кот мой огромен

Джоди шагала, чуть приотстав от Томми, и просто наблюдала за ним. Они шли по Третьей улице к Маркет. Джоди смотрела, как Томми отзывается на свои новые чувства: пускай хорошенько оботрется, — шепотом подсказывала, что именно он сейчас переживает. Она прошла через это всего пару месяцев раньше — причем без проводника.

— Я вижу тепло от фонарей, — говорил Томми, задирая голову и кружась на месте. — И все окна во всех домах разные по цвету.

— Пытайся смотреть на что-нибудь один за раз, Томми. Не давай ничему себя ошарашить. — Джоди ждала, когда он заметит ореолы, витающие над каждым человеком. То было не тепло — скорее жизненная сила. Пока им встречались только здоровые, красные и розовые, а не то, на что она рассчитывала.

— Что это за шум? Будто вода течет? — спросил Томми.

— Канализация под улицей. Все это со временем сотрется — то есть ты по-прежнему будешь это слышать, но перестанешь замечать, если не сосредоточишься.

— У меня в голове словно тысячи людей разговаривают. — Томми оглядел несколько прохожих на улице.

— Радио и телевизоры тоже слышно, — сказала Джоди. — Старайся сосредоточиться на чем-то одном, а остальное пусть будет фоном.

Томми остановился и посмотрел на окно квартиры на четвертом этаже.

— Вон там у мужика секс по телефону.

— Так и знала, что ты обратишь внимание, — сказала Джоди и сама сосредоточилась на этом окне. Да, парень и впрямь пыхтит и кого-то инструктирует по телефону. Очевидно, полагает, что абонент — грязная шлюха, а оттого считает необходимым применять к ее телу разные сорта горячей сальсы. Джоди попробовала расслышать голос у него в трубке, но тот был слишком слаб: должно быть, мужчина надел наушники.

— Ну и урод, — произнес Томми.

— Тш-шш, — сказала Джоди. — Томми, закрой глаза и послушай. Ну его, с этой сальсой. Не смотри.

Томми послушно закрыл глаза и остановился посреди тротуара.

— Чего?

Джоди оперлась на знак «Парковка запрещена» и улыбнулась.

— Что от тебя справа?

— Откуда я знаю? Я ж не смотрю.

— Понимаю. Но сосредоточься. Прислушайся. В двух шагах от твоей правой руки — что?

— Чепуха какая.

— А ты послушай. Какой формы звуки доносятся справа?

— Ладно. — Томми зажмурился изо всех сил, изображая сосредоточенность.

Мимо шли два студента-андрогина — все в черном и с непреклонными прическами. Вероятно, из Художественной академии в соседнем квартале. Они едва удостоили Томми взглядом, — пока тот не заговорил:

— Я слышу ящик. Прямоугольный.

— Щегол кислотный, — сказал один студент, который по звуку мог оказаться парнем.

— Помню свой первый трип, — сказал другой, который, вероятно, был девушкой. — Захожу в мужской туалет в «Метреоне», а такое чувство — что прямо в инсталляцию Марселя Дюшана.[1]

Джоди дождалась, пока они пройдут, и спросила:

— Да, прямоугольное, твердое, пустое — что это? — У нее от восторга чуть кружилась голова, и она переминалась с пятки на носок от нетерпения. Даже лучше, чем туфли покупать.

— Точно пустое. — Томми склонил голову набок. — Это газетный автомат. — Он открыл глаза и посмотрел на газетный автомат, потом — на Джоди, и лицо у него осветилось, как у малыша, только что открывшего для себя шоколад.

Джоди с размаху обняла его и поцеловала.

— Мне тебе столько всего нужно показать.

— Почему ты мне раньше не говорила? — спросил Томми.

— Как я могла? У тебя вот есть слова для того, что ты слышишь? Что ты видишь?

Томми выпустил ее из рук и огляделся. Втянул носом воздух — словно проверял, какой у вина букет.

— Нет. Я не знаю, как все это сказать.

— Вот видишь, потому мне и нужно было с тобой всем этим поделиться.

Томми кивнул, но вид у него при этом был несколько унылый.

— С этой стороны все хорошо. А вот с другой…

— Какая еще другая сторона?

— Мерзкая, дохлая и кровососущая. Я по-прежнему жрать хочу.

— Не ной, Томми. Нытики никому не нравятся.

— Куу-шать.

Джоди знала, каково ему, — ей и самой было так же, только она не понимала, как ей решить проблему кормежки. За кровью она всегда обращалась к Томми — теперь же им обоим нужно охотиться. Она это умела, она это делала, но ей этого не хотелось.

— Пойдем, что-нибудь придумаем. Не капризничай. Посмотрим на людей на Маркет-стрит. Тебе понравится.

Джоди взяла его за руку и потащила за собой к Маркет, по которой взад-вперед текли реки туристов, покупателей и всяких уродов. Реки крови.

— От всех воняет дрочкой и ногами, — произнес Томми, стоя на тротуаре перед аптекой «Уолгринз». Вечер по-прежнему был ранний, и по тротуарам толпами валила публика со съездов и из отелей, словно огромное мигрирующее стадо. Все искали прокорм и водопой. По краям потока удочки забрасывали сутенеры, бездомные и тусовщики — наводили секретную связь между встречей взглядами и кошельком. Стадо же оборонялось, преданно внимая своим спутникам, мобильным телефонам или точкам на тротуаре в двенадцати шагах впереди.

— Ноги и ссаки, — продолжал Томми.

— Привыкнешь, — сказала Джоди.

— Где-нибудь на этой улице найдется хоть одна чистая пара белья? — крикнул Томми. — Люди, вы отвратительны!

— Поспокойней, а? — произнесла Джоди. — На тебя смотрят. Думают, ты чокнутый.

— И отличаюсь от них — чем?

Джоди окинула взглядом улицу. Та просматривалась на три квартала в обе стороны и в каждом человека по три зло орали на прохожих, дико таращились и, совершенно точно, были вольтануты. Томми прав, но Джоди все равно схватила его за ворот рубашки и пригнула ухом к себе.

— Разница в том, что ты уже не живой, а привлекать внимание к такому состоянию неразумно.

— Именно поэтому ты выбрала этот восхитительный ансамбль из особенной блядской коллекции Шлюхи-в-Шмотках?