Книга Я - не Я - Алексей Слаповский

Южная красавица забылась скоро, а вот голубоглазая певица не выходила из головы. Каждый вечер Неделин гулял мимо «России», часто слышал её голос через открытые по летнему времени окна, но заглядывал в ресторан лишь изредка, вставал у двери зала, и держал в руке сигарету, будто вышел покурить, дожидался появления певицы на эстраде и смотрел на неё.

Тут не то чтобы любовь, а как бы это сказать — но где начинается вот это как бы сказать, там, значит, или нечего сказать, или невозможно сказать. Тут уже стихами писать надо, а Неделин не писал и не любил вообще стихов, имея слишком рациональный ум.

Глава 3

Так вот, в тот день, когда случилось то, о чём мне не терпится рассказать, но всё как-то приходится отвлекаться и сбиваться, Неделин начал свою вечернюю прогулку быстрым шагом, потому что наметил выкроить время для посещения ресторана и любования голубоглазой красавицей. Он прошёл через сад «Липки», который так называется потому, что там действительно росли когда-то липы, но название держится прочно — и это доказательство того, что слово намного крепче названной им вещи, поименованного предмета, обозначенного явления, и не только в начале было Слово, но Словом, боюсь, всё может и кончиться. О «Липках» студенческий поэт сказал: «Мимо сада, мимо „Липок“ шёл я, весь от страха липок». Или — «от страсти липок». Оба варианта оправданы: в тенистых аллеях сада можно назначить свидание, посидеть в любовных объятиях, а можно и нарваться на тех, кто, размяв ноги на летней танцплощадке возле Дома офицеров, хочет размять и руки. Впрочем, сейчас, говорят, стало тише, а было время, когда там активно действовали учащиеся индустриального техникума. Их ради дисциплины на военной кафедре стригли почти наголо (какие, однако, пасмурные были годы!), а они в свою очередь заботились о гигиене других: ходили с ножницами и всем длинноволосым обрезали патлы, иногда при этом назидательно давая в зубы. Отдыхали они от этой дидактической работы в кафе, в котором тогда запросто и ежедневно продавали пиво и которое мы с друзьями называли «постиндустриальным» — в честь учащихся индустриального техникума. Нас они не трогали, мы тоже были из-за своей военной кафедры лысоголовыми — но безропотно, не мстя за это никому, всё ж таки университетская молодёжь с понятиями о свободе как осознанной необходимости. Вы свободны брить нам головы, а мы свободны пить пиво по восемь-десять бутылок на нос, а под столом бутылка водки для «ерша». В этом кафе к нам однажды подсел грязный старик и, напрашиваясь на угощение, моргая красными веками, спел песню, переделанную народом из «Ландышей», и, как это всегда бывает, у народа получилось лучше:

Ты сегодня мне поднёс

шиш большой под самый нос

и сказал, что это ландыши,

но меня не проведешь,

шиш на ландыш не похож —

шиш большой, а ландыш маленький.

Побежим-ка в камыши,

чтоб любиться от души.-

на фига ж нам эти ландыши? — и т. п.

Итак, Неделин быстро прошёл через «Липки», миновал памятник Н. Г. Чернышевскому (саратовцы любят задавать вопрос: какая рука поднята у памятника? Спрошенный, если сам не знает этой шутки, надолго задумывается, а потом наугад говорит: «Правая? Левая?» Задавший вопрос торжествует: «Никакая! Он руки скрестивши держит!» — и это действительно неожиданно, ведь мы привыкли, что наши памятники обязательно протягивают куда-нибудь руку, указуя и направляя), достиг угла улиц Горького и Кирова, где и находится ресторан «Россия». Он подгадал к тому времени, когда ансамбль и певица уже начинают работу, но публики ещё немного, в дверях ресторана не толпится очередь, она появится позже, когда во всём городе закроются винные магазины.

Неделин стоял у входа в зал довольно долго, вернее, прохаживался — для конспирации, ансамбль играл пока без певицы, что-то разминочное, необязательное, но вот вышла и она, голубоглазая красавица, и запела.

Кто-то отстранил Неделина — он встал, увлекшись, на самом ходу. В зал вошёл высокий молодой человек в белом костюме, чёрной рубашке, на шее у него был повязан полосатый чёрно-белый платок. Он направился к эстраде. Красавица, не переставая петь, улыбнулась ему, он указал ей кивком на дверь. Певица ответно кивнула, музыканты заметно убыстрили темп, молодой человек вышел из зала и уселся в кресле, ожидая. Но тут же встал, нетерпеливо прошёлся мимо Неделина, посмотрел на него как-то очень неприятно, будто именно Неделин виноват в том, что ему приходится ждать, глянул после этого на часы. Неделин тоже посмотрел на часы. Ему тоже хотелось ждать, как этому уверенному молодому человеку, нетерпеливо ждать, чтобы дождаться: он ему завидовал.

Неделин посмотрел на часы — и не увидел их, то есть увидел чьи-то чужие часы, не со стрелками, а с цифровым электронным табло, с миниатюрной клавиатурой под ним. Неловким пальцем Неделин стал зачем-то нажимать на кнопочки, возникали то месяц и число, то температура воздуха и атмосферное давление, то вдруг цифры заскакали, умножая, вычитая, складывая, а после нажатия на кнопочку со скрипичным ключом послышалась игрушечная мелодия, кукольный мотив.

Неделин не мог этого понять. Он понимал также, что чего-то ещё не понимает. С усилием оторвав взгляд от часов, он понял, что не понимает вот чего: почему-то вместо привычного рукава своего серого в мелкую клеточку пиджака он видит рукав пиджака белого, и лацкан пиджака — белого, и ощутил подбородком шёлковую материю шейного платка. Осторожно подняв глаза, Неделин увидел: человек в сером костюме, до ужаса знакомый, шёл в зал — навстречу закончившей петь певице. Она хотела обогнуть его, но он встал на пути, бесцеремонно взял её за плечо, девушка вскрикнула, мужчины всего зала бросились на помощь, девушка побежала, он было кинулся вдогонку, но уже двадцать храбрых мужчин крепко держали его, он возмущённо взвился, ударил кого-то, началась свалка, а испуганная девушка бежала к Неделину и, схватив его за руку, повлекла за собой по лестнице вниз, на улицу. Только там она, отдышавшись, заговорила:

Это кошмар, каждый день скандал какой-нибудь. Ты видел? Хорошо, что ты его убить не успел. Пьяный какой-то, ты не ввязывайся. Ему сейчас и так больно сделают, ты не лезь, Витя. Ну, привет, что ли? — и подставила щёку для поцелуя.

Неделин дотронулся губами и сказал:

Привет, — и поразился голосу: какой-то мягкий, слабый голос с сипотцой. Положим, сам Неделин не чтец-декламатор, но голос у него нормальный, достаточно звучный; когда он, не нажимая, рассказывает анекдот, его слышит даже глуховатая Крупова из дальнего угла их служебной комнаты на пятнадцать столов. Неделин пошевелил языком — будто протез вместо языка тычется в резиновые губы.

Я отпросилась, — сказала голубоглазая певица. — Ты куда пропал, сто лет тебя не видела? Соскучилась. Поедем куда-нибудь?

Неделин хотел всё сказать, всё объяснить — и подняться в ресторан, где бьют ни в чём неповинного человека, разобраться в этой нелепости, а красавица уже взяла его под руку.

Где всегда машину оставил? — и повела, и Неделин покорно пошёл. Угадывая её движения, он свернул на улицу имени Яблочкова, где, возле дома номер девять, стоял автомобиль серебристого цвета. (Я для того упоминаю эти необязательные детали, чтобы сомневающиеся в правдивости данного рассказа могли проверить: в Саратове действительно есть улица имени Яблочкова, на ней дом номер девять, а во дворе этого дома — это уж для особенно дотошных — вы найдёте сквозной подъезд, через который можно попасть на всё тот же проспект имени Кирова. Пожалуйста, проверяйте!)