Книга Сегодня ты, а завтра… - Фридрих Незнанский

– Я сегодня приехал… Я давний знакомый Эдуарда Владимировича. Хотел бы с ним встретиться… – промямлил старик.

– Вам же сказано: доктор сегодня не принимает. К тому же сегодня его вообще нет в городе, – неприязненно ответили из-за двери.

Старик переступил с ноги на ногу и сделал еще одну попытку:

– Понимаете, мне очень нужно с ним встретиться. Это не по поводу лечения. Я его коллега. Тоже кардиолог. Я приехал специально для этого…

– А вы договаривались о встрече? – перебил его голос.

– Н-нет. Я звонил, оставлял сообщения на автоответчик. Я звонил сюда, в офис.

– Доктор Кипарис не имеет возможности оказывать помощь своим бывшим соотечественникам. Извините. – В голосе из динамика послышались металлические нотки.

– Стойте, стойте, – закричал старик, чувствуя, что с ним пытаются распрощаться, – я не по поводу помощи. Я его старый коллега, он меня прекрасно знает. Мне не нужна никакая помощь. Я хочу просто встретиться с ним. Пожалуйста, помогите.

В динамике помолчали. Потом задали еще один вопрос:

– Так, значит, он не знает о вашем приезде?

– Нет, не знает. Но я уверен, когда он узнает, что я здесь, обязательно захочет со мной встретиться. Вы не могли бы мне сообщить, как его найти? Может, телефон или адрес?…

После недолгого молчания в динамике раздалось:

– Как вас зовут?

– Бычков. Профессор Бычков.

– Имя, отчество?

– Это не обязательно. Он прекрасно меня знает. Скажите просто: профессор Бычков.

– Хорошо. Зайдите через полчаса. Я свяжусь с ним.

– А нельзя ли… – попытался сказать старик.

Но переговорное устройство уже было отключено.

Старик поглядел на часы. Около трех. Он спустился, вышел на улицу, перешел на другую сторону, где под яркими навесами стояли несколько белых пластмассовых столов и стульев маленького кафе. Старик выбрал место в тени и сел за столик. К нему тотчас же подошел официант.

– Кока-кола, – произнес старик слова, давно ставшие международными. Затем он достал из сумки мятую пачку сигарет и нервно закурил. Так, прихлебывая кока-колу и куря, он провел полчаса.

Когда он вновь поднялся в офис и нажал на кнопку, голос в динамике звучал уже более приветливо:

– Да, господин Бычков, я говорил с Эдуардом Владимировичем. За вами через пять минут приедет машина…

И действительно, через некоторое время к подъезду подъехал длинный серебристый лимузин.

Бычков подошел к приоткрытой двери и влез в прохладный салон машины.

– Здор-рово, дед! – Ужасающе хриплый голос принадлежал шоферу. Любой приличный человек, завидев такого типа, сразу же перешел бы на другую сторону улицы. Глубокий белый шрам пересекал наголо бритый череп. Следы давнишних, видимо в свое время неумело наложенных швов на щеке. Отсутствие указательного пальца на правой руке, толстенная золотая цепь на шее, несколько массивных перстней. Впечатление довершала татуировка на запястье – восходящее солнце и надпись полукругом: «В душе моей темно».

Бычков не смог вымолвить ни слова. Однако шофер и не ждал от него никаких слов. Взвизгнув тормозами, лимузин газанул по залитой солнцем, жаркой нью-йоркской улице.

Больше никто и никогда не видел профессора Бычкова.

Телефон на моем столе зазвонил резко и нетерпеливо.

– Турецкий! Ты не забыл, куда мы сегодня идем?! – раздалось в трубке, едва я успел ее поднять.

Вот так. Ни «здрасьте» тебе, ни «до свиданья». А если я в этот момент допрашиваю опасного преступника? А если именно сейчас, в эту секунду, у меня в голове появилась разгадка тяжкого преступления? Нет, никак не может Ирина Генриховна, жена моя, понять, что ее муж, то бишь я, Александр Борисович Турецкий, работает не где-нибудь, а в Генеральной прокуратуре Российской Федерации. И не кем-нибудь, а старшим следователем по особо важным делам!!! А это вам не хухры-мухры, между прочим!

Кстати, о чем это она?

– Ты о чем? – продублировал я свою мысль вслух.

Из трубки донеслось напряженное молчание. Да-да, я не ошибся. Именно молчание. Ира умеет так молчать, что хочется сорваться с места и умчаться куда подальше со скоростью курьерского поезда. Вот и сейчас мне показалось, что телефонная трубка раскалилась и вот-вот лопнет от мощного потока отрицательных флюидов, испускаемых Ириной.

– Турецкий! Неужели ты забыл! Как ты мог?! Ведь мы сегодня идем на концерт! В кои-то веки… А ты… Я для тебя ничто… Права была тетя…

Дальнейшую тираду приводить здесь незачем. Ну, да, да, да, согласен. Конечно, я свинья. Ведь билеты на концерт Ростроповича Ирина купила месяц назад, предварительно согласовав со мной дату, а потом каждые три дня напоминала мне о предстоящем посещении Большого зала консерватории. Последний раз напомнила позавчера.

А я, конечно, замотался, как всегда, и забыл.

– Ну что ты, конечно, помню, – попытался я вытащить себя за волосы из лужи, – помню и как раз сейчас собирался идти домой. Кстати, во сколько концерт?

– В восемь, – отрезала Ира и бросила трубку.

Я глянул на часы. Без пяти минут семь. Вагон времени!

Вихрем спустившись во двор, я вскочил в машину. Взревел мотор, и, не обращая внимания на дорожные знаки, светофоры и прочее, я помчался домой. Ничего, если остановят гаишники, то есть, пардон, теперь гибэдэдэшники (язык сломать можно), скажу, что преследую опасного преступника. Имею я право хоть раз в жизни воспользоваться служебным положением или нет?!

Дома я застал одетую в длинное вечернее платье Ирину с красными глазами, свои начищенные до блеска выходные туфли и – вы не поверите – смокинг! Настоящий смокинг!

Нет, все– таки моя жена -чистое золото!

– Откуда? – только и вымолвил я, разглядывая отличную черную ткань, шелковые лацканы и брюки с лампасами.

– Для тебя старалась, – огрызнулась Ирина, еще не успевшая отойти от своего раздражения и привыкнуть к мысли, что я дома и мы все-таки идем на долгожданный концерт, – хотела тебе сюрприз сделать.

– И это тебе удалось, – сказал я, обнимая ее.

– Так одевайся скорее!

Смокинг оказался как раз впору, в чем я в общем-то и не сомневался. Посмотрев на себя в зеркало, я остался весьма доволен. В таком виде хоть на прием к английской королеве!

Мы успели как раз к началу концерта. Ирина быстро успокоилась и стала слушать музыку. Так, как она умеет это делать – самозабвенно, полностью вливаясь в тот поток звуков, который шел в зал со сцены. Казалось, она сейчас не здесь, рядом со мной, а где-то очень далеко. А почему бы тебе, Турецкий, тоже не расслабиться и не отдохнуть? Как раз подходящий момент, чтобы забыть на время свои бесчисленные картонные папки, содержащие свидетельства о человеческой гадости и подлости. Обратиться к возвышенному, чистому. К вечности…