Книга Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

— Как там написано было, говоришь? — спросил Грязнов. Он только накануне вернулся из Мурманска, получив сообщение о трагедии.

— «Не мешайте. Опасно для жизни», — на память процитировал Чиртков.

— Ну сволочи! В конец оборзели! — заскрипел зубами Грязнов. — Слышишь, Саша, мешаем мы им. Ну я эту гадину, которая с Володей расправилась, достану. Я не я буду. И шкуру с него спущу.

— Успокойся, Вячеслав, — остановил его Меркулов. — Это не только твоя забота. И вообще я имею для вас, друзья, официальное сообщение. Так что предлагаю переместиться в служебные кабинеты и продолжить разговор.

Уже сидя в машине Грязнова, Саша сказал:

— А ведь я Володю последний месяц и не видел. В конце июля пересекались на совещании каком-то.

— Да я сам его последнее время мельком видел. Все больше в коридорах, на бегу, — сердито отозвался Грязнов, так же как и Турецкий коривший себя смертью Фрязина.

Действительно, вызывай он подчиненного почаще в свой кабинет, требуй ежедневного отчета, глядишь, и не совершил бы Володя какой-то оплошности, ошибки, приведшей к трагедии.

Но так работать невозможно. Каждый ведет свои дела, занят своими служебными заботами. У начальника МУРа их не меньше, а больше, чем у начальника 2-го отделения 4-го отдела МУРа.

Итак, ни обожаемый Володей Турецкий, ни горячо любимый начальник Грязнов не общались с Фрязиным почти месяц. А за месяц в таком большом городе, как Москва, происходит очень много событий.

…Жарким июльским днем через ворота одной очень специфической московской психиатрической больницы вышли на улицу два человека: крепкий, коротко стриженный мужчина лет тридцати пяти и среднего роста щуплый парень, лет на пятнадцать моложе первого, с ничем не примечательной внешностью. Парочка медленно продвигалась по улице, жмурясь в лучах яркого полуденного солнца.

— Не плохо бы отметить выход на свободу, а, Андрюха? — спросил тот, что постарше.

— Не плохо бы, — отозвался Андрюха. — У меня-то, считай, вообще праздник: от армии насовсем отмазался. Грех не выпить. Только на какие шиши?

— У мамаши попроси.

— Не даст. Вон встречать даже не пришла. Говорит, достал я ее. Слышь, Митяй?

— Плохо мамашу воспитываешь, — укорил спутника старший. — Ну да ладно, со мной, Андрюха, не пропадешь! Сейчас ко мне завалимся. Мои в деревне все — и баба, и дочка, и старуха. Старуха в деревне, а книжка ее сберегательная в городе, — хохотнул Митяй. — И это правильно! Зачем ей в деревне деньги? Там натуральное хозяйство. Вот мы пенсию старушонкину за два месяца и расшарашим. Деньжата, конечно, плевые, ну да на пару дней хватит. Еще кое-что в доме имеется. А там поглядим.

— Кто ж тебе ее пенсию даст? — удивился Андрюха.

— Кто? Дед Пихто! — пошутил Митяй. — У меня доверенность. Я своих баб в кулаке держу. Понял?

Увидев приближающийся дребезжащий автобус, мужчины перешли на рысцу и впрыгнули в полупустой салон.

В квартире Митяя витал затхлый, нежилой дух. Хозяин сразу же прошел к комодику, стоявшему в маленькой комнатке, выдвинул ящик и, порывшись в документах, извлек сберкнижку.

— Усе у порядке, шеув, — провозгласил он голосом Папанова.

Через час мужчины уже открывали пивные бутылки, жадно к ним присасываясь, срывали «бескозырки» с водочных поллитровок и опрокидывали прямо в горло теплую струю вонючей дешевой водки. Тут же шарили руками по столу, хватая то малосольный огурец, то помидорину, то ломоть мягкого душистого хлеба.

— Ну лады, давай сядем по-человечески, — утолив первый голод, пробасил Митяй.

Он начал наводить на столе порядок. Достал из кухонного шкафчика несколько тарелок.

— Давай помогай, — бросил он Андрюхе. — Я тут разложу все, а ты картошку почисти. Отварим, укропчиком посыпем. Красота.

Но захмелевший Андрюха не двигался с места, развалясь на табурете и потягивая из горлышка пиво.

— Слышишь, что говорю? Давай картоху чисти!

— Да ладно тебе, — лениво отозвался тот. — Неохота.

— Ты чего тут, спорить со мной будешь? — начал вдруг свирепеть Митяй.

— Да ладно тебе, — заладил одно и то же Андрюха, явно не замечая перемены настроения собутыльника. — Тебе охота жрать, ты и чисти, а мне и так хорошо.

— Ты что, падла, спорить со мной будешь? — неожиданно зарычал Митяй, бросаясь к парню.

Он схватил щуплого Андрея за ворот рубашки, рывком поднял его на ноги, треснул головой о стену и начал душить. — Я тя, падла, придушу сейчас, как кутенка, и ничего мне не будет.

Андрей с ужасом смотрел в побелевшие глаза Митяя, пытаясь отодрать его железные лапы от своего горла и чувствуя, что уже задыхается.

— Я… я… почищу, — успел прохрипеть он.

Митяй тяжело дышал, глядя на багровое лицо Андрея и слезы, полившиеся из его глаз.

— Ладно, живи.

Он швырнул Андрея на табуретку. Тот мучительно закашлялся, вытирая слезы.

— Ты чего, Митяй, я же пошутил, а ты меня чуть не угробил, — ныл Андрюха.

— А ты со мной не шути. — Митяй налил себе стакан водки и опрокинул его одним махом. — Я этого не люблю, понял?

Он посмотрел на парня тяжелым взглядом.

— Понял, понял, — закивал Андрей. — Где картошка-то?

— Ладно, давай выпьем, потом почистишь, — подобрел вдруг Митяй и протянул Андрюхе стакан.

Тот выпил, занюхал хлебом.

— Я это, пойду… — пробормотал Андрюха, поднялся и тут же рухнул на стул.

— Что, развезло? — ухмыльнулся Митяй. — Сиди не рыпайся. Не трону я тебя. Ты со мной не спорь, слушайся меня, и все будет путем, понял? Пойду в сортир схожу, в индивидуальный! Во радость-то! — хохотнул Митяй. — А ты сиди, понял?

Андрюха часто закивал. Он действительно хотел уйти. Он же сумасшедший, Митяй этот. Чуть не убил ни за что. И ведь знает, что ничего ему не будет. В крайнем случае посадят снова в психушку. Андрюха вспомнил, что такие же приступы неукротимой ярости накатывали на Митяя и в больнице. Но там не очень-то попсихуешь. Здоровенные санитары намертво запеленают в мокрую холщовую простыню. А она, когда высыхает, сжимается и начинает душить тебя. Сначала немножко, а потом все сильней. Так полежишь полузадушенный — быстро успокоишься. Или аминазина вкатят на всю катушку. Такая боль — сам смерти попросишь. Так что там Митяя быстро в чувство привели. А здесь санитаров нет, так он опять распоясался.

Не, надо идти.

Но ноги уже не слушались, а мысли прыгали как тараканы. А чего идти-то? Куда? К мамашке, ее нытье слушать и копейки выпрашивать? Здесь вон и жратвы полно, и выпивки. Ну не будет он с Митяем спорить, вот и все. Когда с ним соглашаешься, он очень даже ничего мужик. Добрый. Вон сколько денег потратил. А мог бы Андрюху отшить еще у больницы. Не, он хороший мужик. Спорить с ним не буду, и все.