Книга Золото дикой станицы - Фридрих Незнанский

— Без предыстории никак нельзя. В общем события разворачивались в районе населенного пункта, о котором ты не знаешь, слыхом не слыхивала. А вот следственные действия доблестных работников МУРа как раз по теме. Одним словом, вышли мы на официанта вагона-ресторана, где наш герой с удовольствием оттягивался чуть ли не сутки, до глубокой ночи. По официальной фотографии из личного дела Александра Борисовича официант сначала его не узнал, отнекивался, дескать, народу в ресторане навалом, постоянно мельтешат то одни, то другие, всех не упомнишь. Наш опер ему Сашину фотку показал, ну ту, где мы Новый год справляли, помнишь? Он там еще такой пьяненький… — вспомнил сразу. Ну как же, говорит, дольше всех сидел, насупленный, столько выпил — не каждому под силу. Потом с каким-то молодым франтом беседу вел, жалились они друг другу на баб. Сам, говорил официант, слышал, — как пройду мимо с заказом — те все о бабах да их неверности. Наш опер насел, чтобы каждую деталь вспомнил из услышанного. Дескать, важно очень. Тот и вспомнил. Про какие-то колготки…Ты не в курсе, Ира, что он имел ввиду?

— Да понятия не имею! — как отрезала Ирина. Деталь о колготках ее почему-то задела. Не понравилась. И главное — непонятно, при чем тут этот предмет женского туалета.

— А потом официант поведал, что молодой как-то незаметно вышел, словно испарился, а твой красавец уснул за столиком, как будто в собственной спальне. Но тут, слушай меня внимательно, кто-то сорвал стоп-кран, Саша проснулся и вдруг как рванет к выходу. Официант жаловался — столько пил и ел и не расплатился. Как будто заранее рассчитывал смыться. Ну, наш официант тоже не лыком шит — решил организовать поиски наглого клиента, но они как начались — так сразу и закончились. Потому как оказалось, что в тамбуре дверь вагона-ресторана распахнута, и сколько они не смотрели в ночь — ничего не увидели. Не сходить же с поезда, разыскивая халявщика. Тем более, что поезд скоро тронулся. Так что все официанты скинулись и покрыли недостачу. Не отдуваться же одному. У них негласный кодекс — выручать друг друга в подобных случаях. А то действительно, народ все время меняется, за всеми не уследишь.

— Так где он выскочил? — Ирина слушала Петра, а сама с нетерпением ждала конца предыстории, которая хоть и была небезынтересной, но явно затянулась.

— В чистом поле. Это слова официанта.

— И это вся твоя информация? — недоверчиво спросила Ирина.

— Почему же, я тебе еще кое-что могу сообщить, — хитро улыбнулся Щеткин. — Наш человек побывал в этом месте. Ну, где Сашу поколотили.

— Как поколотили? — упавшим голосом едва выдавила из себя Ирина.

— Да видишь ли, это тема для отдельного расследования. Саша почему-то, сиганув из вагона, набросился на путевых рабочих, дрался, как зверь. Они прямо ошалели. Ну и ему досталось. Их-то было четверо. Говорят, он сначала набросился на одного, а как их увидел, кинулся за отходившим поездом. Да упал неудачно. Тут они его и настигли. В пылу драки они не особо прислушивались к его словам, припоминают, что он о какой-то ошибке говорил, что обознался… Что-то о том, что его обокрали. Но они ему не поверили. Решили — хотел на жалость давить, чтоб отпустили. Хотя зачем ему тогда с поезда понадобилось спрыгивать чуть ли не на ходу, почему-то не задумались.

— Так и знала! И Катька догадалась, что его обокрали!

— А это еще кто? Неужели твоя подружка медработник? Ума палата! Если догадались раньше нас, почему не сообщали? — сделал строгое лицо Щеткин.

— Почему, почему… — огрызнулась Ирина. — Да потому, что мне эта дурацкая Катькина версия показалась бредом. Ты мне лучше скажи, что же дальше Шурик натворил.

— Остался лежать на железнодорожной насыпи. Эти работяги ввалили ему по первое число.

— Да ты что?! — ужаснулась Ирина. — И никто не поинтересовался, жив ли он, может, он нуждался в медицинской помощи?

— Да жив, жив. Не пугайся так. Они проверяли — он дышал. Но тащить этого террориста на себе ночью в медпункт им как-то в голову не пришло. Не для того они его так метелили. А чтоб не бросался на трудящихся. Сильно разозлились на него. В то время, когда одни ночью пашут, как проклятые, на тяжелых физических работах, какой-то городской хмырь спьяну спрыгивает с поезда и бросается колошматить их дружбана. Разве кто из мужиков может смириться с такой несправедливостью? Они так и сказали: наказали вашего городского за дело. Долго теперь помнить будет… И главное — не проверишь, кто прав. Жертвы ночной разборки на месте не оказалось, куда-то он уже умотал. Свидетелей нет. Мужики раскололись не потому, что решили помочь следствию. А чтобы справедливость доказать. Кстати, по фотографии его только один узнал, тот, кто смотрел — не переусердствовали ли они с наказанием. Саша лежал как раз под фонарем. Там вдоль путей такое освещение, хоть книги читай. Вот так, дорогая…Так что наша задача теперь прочесать близлежащие станции, поселки и станицы, в общем — все населенные пункты. Должен же он где-то объявиться. Фигура приметная — собой хорош, наш ясный сокол, морда помятая, подпорченная после физического внушения. Аборигены наверняка его уже приметили. Может, и ментам уже донесли. Может, менты его уже и арестовали.

Ирина тихонько вздохнула.

— Ну и перспективу ты обрисовал, Петя…Прямо тоска разбирает. И когда вы приступите к исполнению этой задачи? В смысле — начнете конкретно прочесывать эти населенные пункты?

— После совещания, с картой данной местности в руках, — деловито пообещал Щеткин. И не менее деловито поинтересовался: — Ты-то как, в состоянии работать? Или все-таки возьмешь отпуск?

— Не возьму, — твердо заявила Ирина. — Когда я дома, только о Шурике и думаю. А здесь погружусь в работу, хоть отвлекусь. Кстати, психологический портрет «Лесоруба» уже почти готов.

— Ну и молодец. Давай заканчивай. Как только завершишь — свистни мне.

Щеткин вышел с чувством исполненного долга. Хоть и маленькую, но утешительную информацию Ирине он принес. Турецкий пропал не бесследно, кое-какие следы за собой он оставляет. Хоть есть за что зацепиться. Все-таки алкоголь не всегда враг человеку. Если бы Александр Борисович не напился, никто бы его не запомнил. И ищи ветра в поле!

3

За долгую жизнь опера Турецкому сотни раз приходилось и в засаде сидеть, и скрываться от преследователей, слыша их голоса чуть ли не в двух шагах от себя. Можно было бы и привыкнуть к экстремальным ситуациям, но сердце каждый раз колотилось так, как будто готово было выпрыгнуть из груди. И ведь не страх заставлял сжаться и обливаться потом, а элементарная биология. Никуда от нее не деться. Вот и сейчас — сердце колотится где-то у самого горла, пальцы непроизвольно сжались в кулаки оттого, что опасность грозит не только ему, но и хозяевам дома, ни в чем не повинным людям, всего навсего давшим ему приют. Правда, не только приют. Они спасают его жизнь. Жизнь человека, которого впервые видят, но поверили ему, хотя знают, что в глазах и милиции, и казаков он опасный преступник.

Турецкий затаился на чердаке, куда спровадил его хозяин дома, приказав Лене отвести гостя подальше от глаз незваных гостей. Он прислушивался к пьяным крикам казаков и возне у двери Володиного дома, приникнув к крохотному пыльному окошку, и пытался разглядеть в темноте, что происходит во дворе.