Книга Стоять в огне - Богдан Сушинский

— Ты действительно был солдатом?

— Что? — настороженно поднял глаза Лесич.

— Я спрашиваю: был ли ты солдатом, старик? — не резко, но достаточно твердо переспросил Штубер.

— А, солдатом… — задумчиво повторил Лесич. — Мне семьдесят пять лет. Но когда-то служил. В царской. В Первую мировую.

— Все офицеры царской, естественно, были негодяями?… Надеюсь, большевики сумели убедить тебя в этом?

— Там были разные офицеры, — пожал плечами старик. — Уж где-где, а на фронте повидал.

«А держится он в свои семьдесят пять неплохо, — подумал Штубер, наблюдая за выражением его морщинистого лица, — волевой и, пожалуй, довольно неглупый человек. Такого следует использовать».

— Тогда ты, наверное, согласишься, что и в нашей армии тоже есть разные офицеры? Как и во всех армиях мира. Стало быть, есть офицеры, на слово которых можно положиться.

— Оно-то так. Да только пули у всех у вас одинаковые. Свинцовые.

— Пули… — холодно усмехнулся Штубер. — Что ты знаешь о пулях, старик? Не пригласи я тебя сюда, быть бы тебе сейчас в гестапо. А там пулю выпрашивают, как милость Божью. Потому что к ней нужно пройти через ад. Но я не требую благодарности. Я пригласил тебя как старого солдата. Но хочу, чтобы ты тоже не забывал, что перед тобой офицер. Ты хорошо знаком с Беркутом?

— Да, — мрачно ответил старик. — Но где он сейчас — этого я не знаю.

— Допустим… Не бойся, я не стану требовать, чтобы ты вел нас на его базу. Хотя в гестапо ты заговорил бы и о ней. Как думаешь: Беркут из кадровых?

— Он никогда не рассказывал о себе.

— Но ведь ты же опытный солдат. Неужели не сумел различить в нем кадрового офицера? Не поверю в это.

— Знаю только, что это настоящий фронтовой офицер.

— Фамилии своей отцовской он не называл?

— Нет.

— И правильно делал. А не говорил ли тебе когда-нибудь Беркут о том, что в 41‑м он был комендантом одного из дотов?

Старик удивленно посмотрел на Штубера и покачал головой.

«Врет, — понял Штубер. — О доте вспоминал. Значит, это тот самый… Громов. Неужели он? — Сначала Штубер считал, что это кто-то из окруженцев, узнав о подвиге Громова — Беркута, присвоил себе его кличку. Чтобы воспользоваться славой. Но внешность, внешность… Описания полностью совпадают. Неужели он так долго продержался?»

— Слушай меня внимательно. Возьми этот конверт. Он не запечатан. Письмо написано по-русски. — Штубер пододвинул один из двух конвертов к краю стола. — Передашь его Беркуту. Сейчас солдат отвезет тебя домой и оставит там. Как и с помощью кого ты будешь искать Беркута — это твое дело. Уничтожить его и всю группу мы можем и без твоей помощи. Но я хочу поговорить с ним. Не допросить, а всего лишь поговорить. Так и скажи ему. В письме я изложил условия, при которых Беркуту будет гарантирована безопасность. Но все же прошу передать устно: слово офицера, что в день нашей встречи ни один волос с его головы не упадет. Если Беркут захочет выдвинуть свои условия, пусть изложит их в записке. Ты вручишь ее часовому у ворот. Впрочем, это может сделать и кто-либо из людей Беркута. Часовые будут предупреждены. Когда поручение будет выполнено, ты должен исчезнуть из этих мест. Если вернешься домой — безопасность не гарантирую.

— Вы на самом деле отпустите меня?

В устах седовласого человека вопрос этот показался Штуберу до смешного наивным. Впрочем, состояние старика можно понять: кто на его месте поверил бы в такое милосердие?

— Бери письмо и иди. У ворот ждет машина. Солдат проводит тебя и выдаст соответствующий документ. В течение десяти суток эта бумажка будет пропуском через любые заслоны. В течение десяти. Все. Ты свободен, старик. Помолись за человека, который подарил тебе по крайней мере десять дней жизни. Иногда на это не способен даже Господь Бог.

Лесич шагнул к выходу, но гауптштурмфюрер остановил его.

— На допросах ты утверждал, будто у Беркута есть ординарец? И они даже немного похожи. Так, может быть, в большинстве операций участвует не Беркут, а тот, другой?

— Нет, Беркут, только Беркут, — уверенно ответил старик. — Храбрый он солдат, вот что я тебе по-солдатски скажу. У меня два Георгиевских креста, и я знаю, о чем говорю. Тот, другой, он помельче, поосторожнее. Ему прикажи — он выполнит. А чтобы самому… чтобы задумать что-нибудь такое…

— Я понял тебя. Узнал немного, но, очевидно, больше ты и не знаешь.

* * *

Когда старик ушел, Штубер снял китель, прилег на топчан и попытался еще раз прокрутить весь план операции.

Успех зависел от того, поверит ли Беркут его слову. Штубер внимательно ознакомился со всеми донесениями, имевшими отношение к деятельности группы Беркута, начиная с осени прошлого года. А также со всем, что касается личности самого Беркута. Спецслужбы рейха многое теряют оттого, что не привлекают таких людей на свою сторону. Особенно выходцев из славянских стран. Вот и получается, что используют в основном тех, кто изменил воинской присяге не из идейных соображений, а, как правило, из трусости. Отсюда и результат.

Конечно же, он не уверен, что на этот раз Беркута сразу же удастся завербовать. Ведь не удалось же сделать это в июле сорок первого. Но попытаться все же необходимо. Прошло время. Война затянулась… У Беркута было время подумать. Да, он будет подбирать для работы на Украине только таких агентов. Как это делает Отто Скорцени. Тем более что именно Скорцени рекомендовал высокому начальству еще раз направить Штубера сюда, за Днестр, в район, где намечалась временная фронтовая ставка Гитлера. По замыслу Отто, Вилли Штубер должен был воссоздать свой специальный отряд по борьбе с партизанами и агентурой русских непосредственно в лесах. Бороться с партизанами партизанскими методами — вот в чем была идея создания отряда, который практически никому не подчинялся на этой оккупированной территории, пользуясь в то же время полнейшей поддержкой абвера, гестапо, сигуранцы, полевой жандармерии, полиции и местных военных комендатур.

Кроме того, Скорцени считал, что именно здесь, на востоке, его люди — Штубер, Зебольд и Лансберг — еще раз смогут получить истинную закалку, которая в будущем им очень и очень пригодится. Ему, Скорцени, естественно, тоже. Еще не обладая никакой реальной властью в рейхе, Отто тем не менее старался повсюду внедрять своих людей. Проталкивал их, пристраивал, до поры до времени «консервировал»… Он ждал своего часа.

Да, Беркут нужен был Штуберу только живым. Нет уверенности, что тот согласится служить в его отряде. Но шанс… Шанс появился. Штубер усматривал его в бесшабашности самой натуры лейтенанта. По опыту знал, что для людей с таким характером, как у Беркута, главное — самоутверждаться в бою, познавать цену риска, испытывать судьбу. Однако что выгоднее — рисковать и выкладываться на операциях, не извлекая из этого никакой выгоды, или делать то же самое, получая награды, повышения в чине и все остальные радости жизни? Короткой жизни. У таких людей, как они, долгой она не бывает. Миг. Вспышка. Но зато какая вспышка!…