Книга Точка уязвимости - Александр Тюрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну а некий джентльмен желает предложить людям и молодость, и потенцию, но так, чтобы конкуренты не мешали; выигрыш тогда будет фантастическим. Если ты в своей России произведешь схожее лекарство, то этот джентльмен уничтожит тебя с помощью патента, который у него сроком на двадцать лет. Если ты создашь что-нибудь оригинальное и еще более чудодейственное, то он ликвидирует тебя каким-нибудь другим способом. Хрясь, и нет. А твои останки налетевшее воронье разорвет. Единственное спасение – это поскорее и подешевле продать ему свои разработки.
Чувствовал же, лучше не лезть в фармацевтику. Однако любимая женщина соблазнила на это. Она всегда умела его соблазнять. В этом она была профессионалом.
И зачем он вообще вернулся в Питер после учебы в Кельнском университете? «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я вернусь умирать». Автор строк предпочел умереть с комфортом на Манхэттене и захорониться в Венеции…
Эх, сидел бы сейчас гешефтсфюрером где-нибудь в старом добром «Хехсте» или «Фармаланде», где никогда ничего не меняется в худшую сторону. Никаких забот, никаких наездов. Ни одной пылинки на письменном столе. Ни одной минуты за столом после пяти вечера. И каждую пятницу Flug nach Mallorca[2].
Вместо него гешефтсфюрером в «Фармаланде» стал кто-то другой. Лысоватый такой немец, исполнительный, как паровой каток. Наверное, этот гад и отутюжил русский проект «патоцид».
«Патоцид» – он ведь только в теории ужасно полезный, а на практике смертельно опасен для всех, кто возьмется его разрабатывать и проталкивать на рынок.
Вначале какой-то лягушатник навалял статью в «Монд» о серых заправилах биотехнологии в России, о русско-фармацевтической мафии, где, среди прочего, пополоскал фамилию Шерман и упомянул патоцид. Была надежда, что это случайность, слабо интенсивная пальба западных фармабаронов по российским площадям – авось кого-то заденет. Но в январском «Шпигеле» тема была продолжена, да еще как. И автор, старый знакомец, можно сказать, университетский товарищ Йозеф Динст. И на обложке Чапаев скачет в тачанке из русских степей в Европу, вместо колес пробирки, вместо пулемета шприц. Аляповато, но на среднего европейца подействует.
«Кто вы, господин Шерман?»
Вы вхожи в Кремль с черного хода, вы – спецпроект Лубянки, вы вырезаете органы из пленных борцов за свободу, вы выращиваете в них новые органы, чтобы потом снова вырезать.
Статейка была мигом перепечатана в московской «Лучшей газете». Затем тексты превратились в куда более мощную вещь, в картинки. Были прокручены схожие сюжеты по СNN и трем немецким телекомпаниям, общеевропейскому «Euro-Space», откуда пролились баннерами на миллионы веб-страничек.
«Короли картинки» постарались вовсю. Прокрученная через мощные мультимедийные компьютеры фотокарточка молодого Шермана – там, где он с бородой, – обернулась новым Распутиным. Нью-Распутин многократно вонзает шприц в беззащитного ребенка свободолюбивой наружности, какие-то плачущие женщины, какие-то ревущие младенцы, какие-то препарированные трупы…
А после того, как случилось ЭТО, он слышит от ментов одну и ту же нудянку: «Ведутся оперативно-розыскные мероприятия»… Чушь, ничего они не делают, хотя он уже не раз платил губоповцам…
Два раза пискнул в кармане мобильник, значит, втягивает электронную почту. Ну, что там еще? Десяток интересных предложений от лиц, еще не пронюхавших, что он банкрот. А это еще кто такой? Некто с бесплатного электронного адреса freund@yahoo. com. Сообщает, что в желтом пакете вам подарок, дорогой господин Шерман. Да ведь, уходя с работы, он еще захватил охапку бумажной почты. Где этот пакет? Что там, не пластид ли? А, наплевать, пускай снесет полчерепа, в оставшейся половине останется достаточно тоски. Из пакета с поролоновыми прокладками к нему на ладонь сполз… палец.
Такое может быть только на экране телевизора.
Но палец был, без сомнения, настоящим, очень грязным и детским…
Стало трудно дышать, он дернул за ворот рубашки. Случилось то, что не могло рассосаться и исчезнуть, с чем невозможно было жить. Несмотря на мягкое бээмвэшное сиденье, он утратил опору и стал падать в бездну. Он ухватился за мобильник, как будто тот мог хоть на мгновение задержать его падение, и снова проверил электронный почтовый ящик.
Пришел еще один е-мейл с того же адреса.
«Ну, что, господин Шерман, признал плоть от плоти своей? Из-за твоей жадности, скотина, мы будем отрезать каждую неделю по кусочку от твоей дочурки. Через месяц у нее не останется ни одного пальчика на правой руке. Если к этому времени она не умрет от гангрены (на все воля Аллаха), придет срок ее тринадцатилетия. И хотя по уму она похожа на десятилетнюю, ей будет представлен выбор: стать женой одного из наших увечных воинов, приняв Веру, или спуститься в Преисподнюю. В любом из этих случаев ты никогда ее не увидишь и будешь один сидеть на своих акциях и опционах сколько тебе влезет».
Автомобиль марки БМВ разонравился господину Шерману. Ему вдруг показалась липовой вся эта серебристая мускулатура. Он даже подумал, что он променял жизнь своего ребенка на набор железок и стекляшек.
– Останови машину, – сказал господин Шерман шоферу.
– А чего здесь, Андрей Арьевич? – отозвался густым преданным голосом водила. – Это же промзона комбината «Маяк». А через путепровод переедем – будет вам парк хороший, освещенный. Там погуляете, воздухом свежим подышите.
Заботливый ты, Коля Красоткин, заботливый, как все бывшие прапорщики. То же самое ты говорил и ныне покойному генералу Галактионову. Только «мерседес» ты мой разгрохал за три года, кирпичи на свою дачу возил по гатчинским ухабам. А ведь можно было на нем еще двадцать лет кататься, что немцы и делают. Как же ты на самом деле относишься ко мне и имуществу моему? Вот как достану для бортового компьютера бээмвэшки программу-автошофера, а тебе под зад ногой. Впрочем, не до этого сейчас…
– Останови, Коля.
Господин Шерман вышел из машины, сжимая детский палец, и пошел куда-то, спотыкаясь и качаясь, как крепко выпивший. Он больше не хотел ничего видеть, слышать и знать. Где-то справа вдруг возникли огни и с воем накатили на него. Последнее, что услышал господин Шерман, был шум раздираемых о щебенку покрышек. Кажется, еще он подумал, что ЭТО было бы неплохой платой за Ее возвращение. Еще он услышал, как треснула его грудная клетка, откуда-то из основания черепа полоснуло болью, мгновение еще, длившееся для него бесконечно долго, купался он уже без боли и памяти в море света, которое рванулось на него огромной волной, сжалось в точку и исчезло…
Вопли будильника проникали в спящую голову, возбуждали то один, то другой уголок мозга, безжалостно трепали его сон, которым он так дорожил, напоследок насыщали его кошмарами. Он терял свою армию, свою страну, свой народ, свою любимую, неотличимую от прекрасной Виртуэллы из одноименной компьютерной игры. Он терял свою силу и ловкость. Его гвардейская аэрокавалерийская дивизия в количестве семи тысяч пегасов таяла в тумане.
