Книга Призрак Джона Джаго, или Живой покойник - Уилки Коллинз

Ужин был не из веселых. Только мы с Нейоми оживленно переговаривались через стол.

По какой-то неведомой мне причине Джона Джаго, казалось, смущало присутствие его молоденькой соотечественницы. Он нерешительно поднимал на нее глаза, а потом, хмурясь, опускал их в тарелку. Когда я обращался к нему, он отвечал принужденным тоном. Даже беседуя с мистером Мидоукрофтом, он держался напряженно, и, судя по направлению его взглядов, настороженность эта относилась к двум братьям: он словно ждал от них какого-либо подвоха. Когда мы приступили к еде, я обратил внимание, что левая рука Сайласа перевязана, а позже приметил, что блуждающий взор карих глаз Джона Джаго, украдкой оглядывающего всех присутствующих за столом по очереди, с особым, циничным выражением останавливается на пораненной руке младшего из братьев.

Мое чувство неловкости, естественное для человека, впервые попавшего в дом, усугубилось, когда я обнаружил, что отец и сыновья обмениваются мнениями не напрямую, а через посредство мистера Джаго и мое. Так, когда мистер Мидоукрофт со злорадством рассказывал своему управляющему о какой-то давней ошибке в распоряжении пахотными землями, его глаза недвусмысленно указывали на объект его уничижительной критики — а именно на сыновей. Когда же сыновья, с недобрым смехом подхватив мое, брошенное вскользь и самое общее замечание о животных в целом, перевели разговор на конкретную неудачу в содержании коров, то они при этом в упор глядели на Джона Джаго. В подобных случаях, — а они возникали то и дело, — в разговор решительно вступала Нейоми, умело направляя его в безопасное русло. И всякий раз, когда она таким образом сохраняла за столом мир, меланхолическая мисс Мидоукрофт кисло оглядывала ее, явно, но молчаливо порицая за вмешательство. В жизни своей не сидел я в семейном кругу более безрадостном и разобщенном. На мой взгляд, зависть, ненависть, злорадство и жестокосердие производят впечатление самое отвратительное, именно когда прячутся под завесой приличий. Если бы не мой интерес к Нейоми и ее отношениям с Эмброузом — время от времени я перехватывал их мимолетные, нежные взоры, — никогда бы мне не высидеть этот ужин: я предпочел бы ему свой французский роман.

Наконец невыносимо долгая, напоказ изобильная трапеза подошла к концу. Мисс Мидоукрофт поднялась со своего места и все с той же торжественной медлительностью призрака отпустила мне мои грехи со словами:

— Мы тут на ферме ложимся рано, мистер Лефрэнк, желаю вам доброй ночи. — И, возложив свои костлявые руки на спинку коляски мистера Мидоукрофта, она на полуслове пресекла его обращенные ко мне прощальные речи и покатила в спальню так, словно это был прямой путь к могиле.

— Вы сейчас собираетесь в свою комнату, сэр? Если нет, смею ли предложить вам сигару? С позволения молодых джентльменов, разумеется?

Таким вот образом, с болезненным тщанием подбирая слова и сардонически-косым взглядом сопроводив ссылку на «молодых джентльменов», мистер Джаго выполнил свой долг гостеприимства. Извинившись, я отказался от сигары, и обладатель неестественно горящих глаз нарочито любезно пожелал мне спокойной ночи и покинул столовую.

Эмброуз и Сайлас приблизились ко мне с раскрытыми портсигарами в руках.

— Вы верно сделали, что сказали ему «нет». — заявил Эмброуз. — Никогда не курите с Джоном. Отравит.

— И не верьте ни единому его слову, — прибавил Сайлас. — Самый отъявленный лжец в Америке, не говоря уж обо всем прочем.

Нейоми укоризненно погрозила им пальчиком, словно перед ней были дети, а не широкоплечие фермеры.

— Что подумает о вас мистер Лефрэнк, — проговорила она, — если вы так отзываетесь о человеке, который пользуется доверием и уважением вашего отца! Ну, идите курить! Мне стыдно за вас обоих!

Сайлас безропотно скрылся. Эмброуз не тронулся с места, явно желая перед уходом помириться с ней.

Чтобы не мешать им, я отступил в дальний конец комнаты, где была стеклянная дверь, выходившая в маленький, ухоженный сад, прелестно залитый сейчас лунным светом. Я вышел наружу насладиться этим зрелищем и отыскал скамейку, укрытую в тени густого вяза. Никогда еще величественная гармония природы не казалась мне такой невыразимо торжественной и прекрасной, как сейчас, после всего, что я увидел и услышал. В этот момент я понял — или думал, что понимаю, — то безысходное отчаяние, которое в старые времена приводило людей в монастырь. Мизантропическая сторона моего характера (есть ли на свете больной, которому неведомо чувство отчуждения от себе подобных?) начала овладевать мною, когда я почувствовал легкое прикосновение к плечу и, обернувшись, обнаружил, что готов примириться с родом человеческим ради Нейоми Коулбрук.

Глава 3

СВИДАНИЕ ЛУННОЙ НОЧЬЮ

— Я хочу поговорить с вами, — начала Нейоми. — Вы ведь не станете осуждать меня за то, что я последовала сюда за вами? Мы здесь в Америке, знаете, не слишком придерживаемся церемоний.

— И вполне в этом правы. Садитесь, прошу вас.

Она уселась подле, прямо и доверчиво глядя на меня в лунном свете.

— С этой семьей вы связаны узами родства, — сказала она. — Я тоже. Мне кажется, вам я смело могу сказать то, что не смогла бы открыть человеку со стороны. Я так рада, мистер Лефрэнк, что вы приехали! Рада по причине, о которой вы даже не подозреваете.

— Спасибо за добрые слова, мисс Коулбрук, независимо от того, что вас заставило их произнести.

Она не обратила на эту реплику никакого внимания, целиком поглощенная своими мыслями.

— Мне кажется, ваш приезд может пойти на благо этому несчастному дому, — продолжала девушка, не отрывая серьезных глаз от моего лица. — Здесь, на Морвик-фарм — ни любви, ни веры, ни покоя. Здесь нужен человек, который, но только не думайте плохо об Эмброузе — он просто не ведает, что творит! — так вот, здесь нужен человек, который заставил бы их устыдиться своей жестокости, завистливости, лицемерия! Вы — джентльмен, мистер Лефрэнк, вы обладаете обширными познаниями, волей-неволей они станут смотреть на вас снизу вверх; в конце концов, им просто придется прислушаться к вашему мнению. Умоляю, мистер Лефрэнк, если представится случай, попытайтесь примирить их. Вы были свидетелем тому, что происходило за ужином, и вам это не понравилось! О да, я сама видела, как вы поморщились, а я знаю, что это значит, когда морщатся англичане!

Мне ничего не оставалось, как открыть Нейоми свои мысли. Я описал свои впечатления так же просто, как сделал это на предыдущих страницах. Нейоми, слушая, кивала головкой, недвусмысленно одобряя мою искренность.

— Благодарю вас за ваше прямодушие, — сказала она, — но, Бог свидетель, вы рассказали о своих чувствах в выражениях чрезмерно мягких, сэр, когда заметили, что люди здесь, по вашему мнению, не слишком ладят. Куда там! Они просто ненавидят друг друга. Именно это слово, мистер Лефрэнк, вполне отвечает их чувствам. Ненависть — злая, злая, злая! — Она ударяла каждый раз кулачком в такт последним словам, прибавляя им выразительности, и тут вдруг снова вспомнила про Эмброуза. — Но, пожалуйста, не судите строго Эмброуза. Он не способен на дурное.