Книга Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

– Сядь прямо! – велела леди Флора дочери. – Замуж он возьмет тебя, а не эту выскочку д'Аржанто. И не пялься на них, как влюбленная дурочка, – где твоя гордость? Не подавай виду, что замечаешь, как она с ним флиртует.

– Но, мама, графиня гораздо красивее меня, – возразила Поппи, от отчаяния ударившись в самокритику. – И декольте у нее гораздо больше моего.

– Ты одета именно так, как подобает девушке-дебютантке, впервые вышедшей в свет, – парировала леди Флора, с удовлетворением оглядывая дочь. – Пусть твои лицо и фигура не так совершенны, как хотелось бы, зато о нарядах можешь не беспокоиться: ни один пенс, который я выложила за них, не потрачен впустую.

Действительно, леди Флора не скупилась: там, где было достаточно одной оборки, она требовала сделать две, а то и все пять: юбки Поппи украшали целые россыпи мелкого жемчуга, а лиф – дорогой горностаевый мех.

Но в глубине души Поппи считала, что гораздо больше ей подошло бы что-нибудь попроще. В кринолинах с фижмами и длинными тренами, с нарочито высокой, по последней моде, прической она чувствовала себя нелепо разряженным ребенком.

– Я и не предполагал, что эта мысль так тебя поразит, – вывел ее из задумчивости Флетч. – Вот, возьми, я поднял твою брошь. Боюсь, что булавка погнулась. Но ты не беспокойся, я починю.

Как глупо волноваться, решила Поппи, ведь любимый здесь, рядом!

– Спасибо, – улыбнулась она.

– Какая странная камея, – заметил герцог, рассматривая брошь. – На ней изображен летящий журавль с короной на голове.

– Я больше ни у кого такой не видела. Ее изготовила компания «Веджвуд» в честь королевы Шарлотты.

– Интересно, почему именно журавль? Какое отношение он имеет к королеве?

– Глупо, правда? – согласилась Поппи. – Но ты лучше взгляни сюда. – Она указала на крылья птицы. – Какая тонкая работа! Можно разглядеть каждое перышко.

– Из-за короны птица кажется рогатой, – возразил Флетчер.

– Да, небольшое упущение мастера. Но я все равно люблю эту камею. – Поппи взяла жениха под руку. – Не пора ли нам вернуться? Я озябла и не хочу тревожить маму. – Ей показалось, что из-за неудачи с поцелуем Флетчер все еще немного холоден, и она добавила: – Не волнуйся, я спрошу у Джеммы, что могут и не могут позволить кавалерам дамы, когда дело доходит до поцелуев.

Через несколько мгновений они уже выходили из дверей аббатства. Вокруг в морозной утренней дымке раскинулся спящий Париж… Вдруг тишину вновь разорвал радостный перезвон колоколов – словно водопадом лился сверху, с колокольни аббатства, эхом отдаваясь от посеребренных инеем кирпичных стен и высоких шпилей.

– Ой, сегодня же Рождество! – с восторгом воскликнула Поппи. – Это мой самый любимый день в году. Я обожаю Рождество!

– А я обожаю тебя, дорогая, – ответил Флетчер, останавливаясь. – Посмотри туда. Видишь ли ты то же, что и я?

– Что? – переспросила Поппи, глядя на любимого, а вовсе не туда, куда он показывал.

– Гирлянду из омелы, которая парит над нами… – проговорил герцог, обнимая ее.

Поппи потянулась к нему и запрокинула голову, закрыв глаза. На этот раз поцелуй был таким, какого она ждала, – быстрым и сладостно-нежным.

Влюбленная пара двинулась в обратный путь. Поппи смотрела под ноги, боясь поскользнуться на покрытых тонким ледком булыжниках.

Навстречу им попалась молодая женщина, которая брела по Улице с опущенной головой и багетом под мышкой. Флетч уловил аромат свежевыпеченного хлеба, и ему тотчас представилась восхитительная женская грудь, касающаяся теплой аппетитной корочки. О, как бы он хотел…

Но герцог оборвал свои нескромные мысли. Зачем мечтать о незнакомке? Когда они с Поппи поженятся, он распорядится каждый день доставлять в их апартаменты свежайшие, еще теплые багеты и будет разламывать их на куски и есть с прекрасного тела любимой, как с блюда, достойного самих богов.

– Чему ты так странно улыбаешься? – спросила Поппи. – О чем думаешь?

– О тебе, дорогая, я всегда думаю только о тебе.

Она тоже не смогла сдержать улыбки, и проходивший мимо пожилой парижанин, большой ценитель женской красоты, решил, что никогда еще не видел более прелестной девушки. Действительно, от англо-французских предков Поппи достались красивые фигура и лицо; все в ней, выросшей по большей части во Франции, – манера держаться, каждая деталь туалета – было «a la mode».[4]Но не это, а ее лучившийся счастьем взгляд придавал ее облику то особое очарование, которое даже дурнушку превращает в красавицу.

– L'amour![5]– со вздохом проговорил прохожий, провожая ее глазами.

Глава 1

Четыре года спустя

«Вот уже несколько дней общество взбудоражено известием о вызове, посланном графом Гриффином герцогу Вильерсу. По-видимому, столь решительный шаг связан с тем, что граф отбил у герцога невесту. Мы не можем ничем подтвердить достоверность этого известия, но считаем своим долгом напомнить, что наш милосердный король строго запретил дуэли…»

«Морнинг пост» от 22 апреля 1783 года

Особняк герцога и герцогини Бомон

Утренний прием в честь победы графа Гриффина на дуэли

– Герцогиня Флетчер, – звучно объявил осанистый дворецкий. Поскольку он не упомянул герцога Флетчера, Поппи оглянулась – мужа позади нее не было. По-видимому, он направился в другую часть дома Бомонов, не позаботясь о том, чтобы гостей и хозяев известили о его прибытии, и даже не посчитав нужным предупредить жену.

Улыбка застыла на лице Поппи. Подобрав юбки, она спустилась по трем мраморным ступеням и оказалась в бальном зале. Как всегда, кринолин с фижмами очень мешал движению, в дверной проем ей пришлось буквально протискиваться. Положение усугубилось тем, что в то утро французская горничная Поппи превзошла себя и украсила голову хозяйки огромным сооружением из завитых локонов с целым каскадом рюшей, бантиков и завитушек, перевитых нитями грушевидных жемчужинок. Ходить с такой прической было чрезвычайно трудно, а спускаться по лестнице – по-настоящему опасно. Но риск был не напрасен – Поппи решила во что бы то ни стало стать такой же элегантной, как ее муж. Флетч славился отменным вкусом, и герцогиня боялась, что свет сочтет ее недостойной парой такому моднику. Никто и никогда не должен относиться к ней со снисходительным презрением!

В карете по пути к Бомонам Флетч не проронил ни слова о ее туалете, хотя наверняка понял, что она облачилась в новое платье. Поппи глубоко вздохнула. После замужества она стала думать, что мыслей мужчины не угадаешь, однако теперь пришла к выводу, что мысли мужчин кристально ясны.