Книга Очаровательная проказница - Лиз Карлайл

— Половина вашего выигрыша, милорд, — предложил Тербурн, со зловещим скрежетом подвигая свое кресло назад к столу. — Что скажете?

Мерсер с улыбкой похлопал Клер по руке.

— Скажу, что я глупец, поскольку в отличие от виконтессы питаю нежность к этому пустячку, — ответил он. — Я частенько говорю ей, что маленькая рубиновая капля в центре напоминает мне…

— Милорд! — Клер принялась энергично обмахиваться веером.

Мерсер повел плечом и подвинул вперед половину выигрыша. Тербурн, порывшись в кармане, извлек нить прекрасно подобранных рубинов и с легким стуком положил на стол.

Мерсер смотрел на миссис Уингейт.

— Мадам, вы нам поможете? Кивнув, она достала новую колоду.

— Сдающий карты воздерживается, — сказала она.

Ее фраза была понятна. В заведении Лафтона не делали денег на частных пари. Хорошим клиентам нужно время от времени потакать, однако если они пожелают продолжить пари, то им придется поискать другое место. Но это несущественно, Мерсер хотел закончить дело сейчас.

Миссис Уингейт перетасовала карты. Тербурн вытянул двойку, Мерсер — тройку. Малообещающее начало. Мерсер приподнял уголок своей карты и почувствовал, как ногти Клер впились в его плечо.

Миссис Уингейт, подняв бровь, смотрела на Тербурна. Тот уверенно улыбнулся и коснулся рубашки своей карты. Выпали соответственно шестерка треф и четверка червей. Мерсер про себя выругался.

— Мелкая рыбешка, сэр, мелкая! — заметил сидевший поблизости полковник Эндрюс.

Снова сдали карты. Тербурн кивнул. Миссис Уингейт положила перед ним бубновую десятку. Публика застонала. Миссис Уингейт пристально взглянула на Мерсера, в ее глазах мелькнул намек на предупреждение. Он знал, что четвертая карта самая опасная. Но было кое-что… что-то в лице Тербурна. Да, слабый изгиб уголка рта. Это кое о чем говорит, поскольку Мерсер пристально наблюдал за ним всю ночь.

Он быстро просчитал возможности — признаться, скверные, — потом бросил последний взгляд на руку Тербурна. Солидные восемнадцать очков. И все-таки он не шелохнулся. Зная, что это явное безумие и все же его единственная альтернатива, Мерсер кивнул. Выпала бубновая четверка.

Толпа вокруг стола с надеждой нагнулась ближе. С довольной улыбкой Тербурн бросил свою карту, другую двойку. Полковник Эндрюс положил тяжелую руку на плечо Мерсера.

— Неудача, а?

Мерсер тихо выдохнул, потом бросил свою. Валет пик.

— Боже мой! — по-французски вскрикнула Клер. Аплодисменты вспыхнули снова, глаза миссис Уингейт расширились.

— Вам феноменально везет, милорд, — пробормотала она.

Клер схватила его за руку и потянула от стола. Мерсер на ходу подхватил рубины.

Несколько минут спустя лорд Мерсер, и его любовница стояли в одном из приватных кабинетов Лафтона. Комнаты предназначались для игроков, которые были слишком пьяны, чтобы добраться домой, и для тех, кому понадобился прочный матрац. Игорный притон держал запряженные кареты и список лучших проституток Лондона, дабы не терять клиентов. Что угодно, лишь бы голубок не улетел из прекрасно устроенного гнездышка Лафтона.

Клер кружилась вокруг Мерсера.

— Месье, вы снова спасли попавшую в беду девицу, — пробормотала она. — Как мне продемонстрировать, что я это высоко ценю?

— Обещанием больше никогда не играть на фамильные драгоценности мужа! — отрезал он.

Но Клер была слишком опьянена игрой и шампанским, чтобы почувствовать кипящий в Мерсере гнев. Она провела кончиками пальцев по его широкой груди, потом повернулась, как балерина, рубины каменными каплями сочились из ее руки.

— Бог мой, милорд, вы говорите, как мой муж… и какое в этом удовольствие, я спрашиваю?

— Умоляю, перестаньте вертеться, Клер, и сядьте, — приказал он. — Я хочу поговорить с вами.

Клер надула губки и, взмахнув темными ресницами, потупилась.

— Нет, вы хотите упрекнуть меня, — поправила она. — Тогда я сделаю вот это! — Ее синие глаза блеснули озорством, ловкие пальчики потянулись к застежке его брюк.

— Клер, — предостерегающе сказал Мерсер.

Но она уже опустилась на колени, бледно-розовый шелк ее платья лужицей лег у его ботинок.

— Да, я вознагражу вас этим… моим особенным умением, которое вам очень нравится, не так ли? — пересыпала она речь французскими словечками.

Мерсер схватил локоны Клер, намереваясь поднять ее на ноги. Но, в конце концов, будучи мужчиной, с хорошим аппетитом, маркиз принял ее жест в том же духе, в котором он был предложен — из жадности, и от отчаяния. Их отношения давно были взаимовыгодными.

Когда спазмы перестали сотрясать его тело и уступили место мягкой, лишенной чувств расслабленности — Мерсер совсем не мог назвать это удовлетворением, — он мягко поднял Клер на ноги и начал приводить в порядок свою одежду.

— Вы помните, Клер, ночь, когда мы встретились? — спросил он, заправляя полы рубашки.

Клер извлекла из сумочки зеркальце и, наклонившись к прикроватной лампе, рассматривала свои губы, словно в поисках повреждений.

— На зимнем маскараде у леди Блектон. — Она сделала паузу, намазывая мизинцем что-то красное на губы. — Как привлекательны вы были, милорд, в вашем широком черном плаще, и это все, что я помню.

— В самом деле? Той ночью ваш муж оставил вас. Клер залилась смехом.

— Да, но кто от этого выиграл? Он имеет свой продуваемый всеми ветрами старый замок, а я — его драгоценности и вас, друг мой, вас. — Когда Мерсер повернулся к ней, Клер захлопнула зеркальце и легкой походкой пересекла комнату, на ее лице появилась хитрая соблазнительная улыбка, которая больше не имела власти заставить его пах напрячься.

— Вы пользуетесь его драгоценностями, моя, дорогая, — напомнил он. — Но они не ваши, чтобы их проигрывать.

Положив маленькие белые руки ему на грудь, Клер наклонилась ближе, обдав его знакомым до отвращения ароматом лилий и аниса.

— Это лишь формальность, милорд, — пробормотала она. — Разве вы не признаете, что моя потеря обернулась для вас выгодой?

Рот Мерсера скривился в слабой улыбке.

— Я никогда ни в чем не признаюсь, Клер. Вы это знаете.

Недовольная гримаса вернулась на ее лицо. Но на сей раз, Мерсер смотрел на ее губы, которые несколько минут назад, жадные и влажные, ласкали его разгоряченное тело. Он смотрел на нее словно с большого расстояния, будто сквозь мутное стекло, искажавшее ее красоту, и трудно было вспомнить, почему он когда-то надумал связаться с ней.

Холодная решимость заливала его, принося с собой что-то более мрачное, более сильное. Это стыд, думал он. Стыд и желание бежать от этого фарса, им самим созданного. Как он раньше этого не видел? Даже его собственная мать, которая никогда не вмешивалась в чужие дела, предупреждала, что он к этому придет.