Книга Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По дороге попали под бомбежку, погиб водитель. Мне пришлось сесть за руль. Удачно проскочили через обезлюдевший Могилев. Потом искали штаб в Чаусах. Долго препирались с охраной, но нас наконец пропустили к нужному нам начальству. Так я впервые побывал в крупном фронтовом штабе и увидел, что это такое. Довольно интересные впечатления.
Штаб размещался под землей и был очень хорошо оборудован. Я был удивлен, когда увидел, какое же там царит спокойствие: работают телефонисты, командиры… Ну а мы по сравнению с ними выглядели как-то не очень ухоженно. Они сразу подмечали это…
Хватают меня прямо за руки. И каждый тащит в свой маленький подземный кабинет:
— Ты откуда? Где немцы?
Что видел и знал, я им рассказал. Мне стало ясно, что дела плохи — они не владели обстановкой, отсутствовала связь.
Потом нашел, кому должен был передать документы. Вручил, получил расписку. Выхожу, ищу свою машину на том месте, где оставил взвод. Взвод есть, машины — нет. Спрашиваю у подчиненного:
— Где машины?
— А машины у нас отобрали.
Такая тогда была обстановка. Ну что, забрали и забрали — мы опять пешком. Немного отошли от города (Чаусы). А июль месяц, жарища невероятная. И мы решили отдохнуть в одной рощице недалеко от какого-то населенного пункта. Летом ночи темные и быстро проходящие. Ну я, как меня учили, при расположении на местности организовал охрану, в общем, поставил с двух или с трех сторон по два курсанта. Помню, кое-чем перекусили, и приказал всем спать, чтобы рано на рассвете снова идти. Вдруг в середине ночи подползает ко мне курсант:
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! Нас немцы окружили!
— Как это немцы окружили?! Мы же далеко от фронта оторвались.
Я сперва подумал, что, наверное, опять какая-нибудь диверсионная группа. Ну, поднялись потихонечку, тихо-тихо… У нас и оружия-то нету практически, один пулемет да пара-тройка настоящих винтовок. Вдруг слышим, кто-то на корявом немецком кричит нам, имея ввиду, что мы — это немцы:
— Хенде хох! Сдавайтесь! Вы окружены!
Мы молчим. Потом они еще раз:
— Вы окружены. Сейчас мы пойдем в атаку, всех расстреляем. Сдавайтесь! Поднимайтесь!
Ну, я так понял сразу, что это явно не немцы. Уже стало абсолютно ясно. Кричим им, что мы — русские. Туда-сюда, пошло братание.
Выяснилось, что председателю ближайшего колхоза кто-то доложил про скотину и. что немцы залегли в кустах. Тот всех поднял. У них была одна берданка, одно ружье, вилы, косы. человек сорок он собрал, включая женщин. Они взяли нас в охват и приказывали сдаться.
Это было 4 или 5 июля. А 3 июля выступал Сталин с обращением к народу. Мы его, к сожалению, не слышали. А колхозники слышали это обращение, и газеты им привозили. Председатель послал в правление колхоза одного мальчишку, который побежал бегом, притащил нам на дорогу газету. Так мы впервые по-человечески узнали о том, какая война идет, и о том, что уже сдан Минск.
Но, несмотря на плохие новости, мы все равно были уверены в победе. У меня лично вообще присутствовала какая-то серьезная уверенность. А один курсант все время меня донимал:
— Так сколько мы бежать-то будем, товарищ лейтенант? Как же так, свою родную землю?.. Уже Смоленщина.
Хоть и не очень быстро, мы даже не заметили, как очутились под Смоленском. Попробуй разобраться — все деревни одинаковые, карты нет. В населенные пункты мы заходить прекратили после одного случая. В одну деревню сунулись — жители замахали руками:
— Немцы ж на мотоциклах. Вы что! Бегите! Только что были, кур у нас ловили.
Ну, мы тогда от деревень стали держаться подальше. Я иногда посылал одного-двух ребят что-нибудь принести из деревни. С этим проблем особых не было, у людей была и картошка, огурчики, и что там говорить — даже сало имелось.
Как я уже говорил, до Рославля мы благополучно добрались. Погрузились в эшелон. Куда нас повезут, никто не знал. Ехали через всю страну. Навстречу нам с востока на запад шли эшелоны. Подолгу стояли на перегонах. Наконец оказались в Ульяновске. Там училище развернулось на базе одного артиллерийского полка и по-настоящему начало готовить танкистов. Все казармы полка, все помещения передали нашему училищу, и оно получило новое наименование — Второе Краснознаменное Ульяновское танковое училище.
Интервью и лит. обработка — С. Смоляков
Мичурин Василий Сергеевич
В мае 1940 года я вступил кандидатом в члены партии, мне было присвоено звание замполитрука, четыре треугольника в петлице и звезды на рукавах, а в августе меня направили в Минское военно-политическое училище. 28 августа я прибыл на Первомайскую, 26. Сдал экзамены, и меня сразу же назначили командиром 3-го взвода роты курсантов, в училище две роты было: наша — рота курсантов и рота политруков, направленных на переподготовку. В этом училище мы изучали географию, топографию, тактику, вооружение. В феврале 1941 года мой взвод занял третье место на всеармейском кроссе им. Тимошенко, и 18 мая меня направили в командировку в Москву, я должен был получить приз — портрет Тимошенко. Приезжаю в Москву, докладываю, мне: «Вы что один прибыли?» «Так точно, один». «Портрет в рамке, рамка два метра высотой. Как ты понесешь?» Дал мне помощников, они сделали на рамку футляр, довезли меня до вокзала. Там я портрет сдал в багаж и в июне прибыл в расположение училища, которое в это время было в лагерях.
18 июня у меня закончился кандидатский стаж, и мне требовалась рекомендация из дивизии, она в это время в Полоцке находилась. Приезжаю в Полоцк, а полк и дивизия в это время ушли в район Лиды, причем без боеприпасов, только личный состав. Когда война началась, им крепко досталось.
В общем, рекомендацию я не получил, некому было ее дать. 20 июня в Полоцке зашел к секретарю райкома комсомола, он меня хорошо
