Книга Орфей и Ника - Андрей Валентинов

– А вы не курили раньше, товарищ старший лейтенант, – вздохнул Карабаев, Смотрю: вроде вы – аж страшно стало, – и курите… И глаза у вас и вправду не такие… Другие…

Странно, Прохор уже второй раз упомянул о глазах. Что в них могло измениться? Он еще Сказал о голосе… Впрочем, это можно узнать и после…

– Вы сказали о каком-то бывшем сотруднике – Михаиле. Кто он?

– Да трое нас в группе было, товарищ майор, – неохотно проговорил Прохор. – Вы, я и капитан Ахилло. Пропал он, почти сразу после вас… Эх, товарищ майор, чего они с вами сделали!

На этот раз чернявый говорил искренно; в голосе чувствовались горечь и жалость. Майор покачал головой:

– Выходит, сделали… Голос, глаза… Что еще?

– Да говорите вы совсем по-другому… Будто старше стали лет на десять. И слова у вас какие-то… не такие…

Сказано было не особо ясно, но майор понял. Очевидно, старший лейтенант Пустельга говорил как-то попроще, да и не столь уверенно. Впрочем, чему удивляться, ведь он, майор Павленко, – не последний человек в Ленинградском Управлении, к тому же незаменимый специалист…

– Ладно, Прохор. Постарел так постарел, что поделаешь… Значит, нас в группе было трое. Не спрашиваю, чем мы занимались… – Намек был ясен, но Карабаев пропустил его мимо ушей – откровенничать он явно не спешил. – С вами, вижу, все в полном порядке…

– Ага, третий «кубарь» кинули, – на этот раз старший лейтенант соизволил откликнуться.

– А что случилось с капитаном Ахилло? Он, как я понял, не был арестован?

– Не могу знать, товарищ майор! – отчеканил Карабаев. – Исчез он. И говорить о нем не велено…

Не требовалось каких-то особых способностей, чтобы сообразить: Прохор, конечно, что-то знает, но не желает делиться со своим неизвестно откуда появившимся командиром. Майор понял, что Карабаев прав: в конце концов, вся эта история в глазах чернявого могла быть хорошо спланированной провокацией. Оба они работали не в «Красном Кресте»…

– Хорошо. Как мне вас найти?

Майор почему-то решил, что Прохор затруднится с ответом, но старший лейтенант тут же назвал свой адрес – он жил в одном из общежитий Главного Управления, – а заодно и служебный телефон. Собственно, почему бы и нет: чернявый показывал, что ему нечего скрывать – ни от своего подозрительного начальства, ни от любопытных из «лазоревого» стана.

– Может, еще увидимся. – Майор спрятал записную книжку и бросил взгляд на собеседника. Карабаев казался невозмутимым, но нетрудно было понять, что это – лишь маска. Старший лейтенант еле сдерживался, чтобы не заговорить. О чем? Что знал этот чернявый? Чем занимался он сам, бывший старший лейтенант Главного Управления? Спросить? Нет, не скажет.

– Во всяком случае, спасибо, Прохор. – Майор протянул руку. – Вы первый, кто мне сумел помочь. По крайней мере, я теперь знаю, кем был…

– Да чего там, товарищ майор. – Чернявый коснулся его ладони и чуть не вскрикнул: – Рука! У вас рука…

Ах да… Он и забыл об этом. После выхода из вольницы майор старался избегать рукопожатий…

– Что, холодная? Извините, Прохор, запамятовал. У меня вообще сейчас обычная температура – тридцать пять и девять. Увы…

Теперь Прохор вновь смотрел на него с плохо скрытым страхом.

– Вы, это, выздоравливайте, товарищ майор… Чего же врачи – не помогают? Ведь это…

– Обещают помочь. – Он уже знал, что на ощупь его рука холодна, как у трупа…

– Ну, я пошел, товарищ майор… – Чернявый быстро кивнул, и майор вдруг подумал, что у Прохора такой вид, будто он действительно простился с покойником.

– Погодите, старший лейтенант… Скажите, когда мы вместе служили… мы… не ссорились?

– Нет, – на губах Карабаева мелькнула грустная улыбка. – Товарищ старший лейтенант Пустельга – он был… То есть… Извините, товарищ майор…

Карабаев вновь кивнул и быстро пошел обратно, в сторону переулка. Последняя фраза ударила больно: «был!» Для Прохора Карабаева Сергей Пустельга был мертв. А тот, с кем пришлось разговаривать, всего лишь похожий на него, вдобавок очень странный и подозрительный сотрудник НКГБ, с которым нечего обсуждать прошлое.

Майор отвернулся, бездумно глядя на равнодушную серую гладь реки. Вот он и узнал – даже больше, чем надеялся. Никакой он не Павленко, и напрасно он запоминал свою фамилию, которую и сочинили-то, похоже, второпях. Он Пустельга Сергей Павлович, бывший работник НКВД, с которым что-то случилось в ноябре прошлого, от рождества Христова 1937 года. Он не был арестован, иначе не объявили бы всесоюзный розыск, но и не бежал, а почему-то оказался в ленинградском госпитале, где очнулся только в январе следующего, 1938 года. Первая пришедшая на ум версия казалась самой правдоподобной: «лазоревые» – бравые парни из госбезопасности – каким-то образом позаботились о том, чтобы старший лейтенант Пустельга потерял память, но не свои уникальные и столь нужные способности. Наверно, его группа вышла на что-то важное, и «лазоревые» конкуренты поспешили подставить «малиновым» коллегам подножку. А может, все было как-то иначе еще проще и страшнее…

«Не раскисать!» – он повторил эту фразу, наверно, в тысячу первый раз. В любом случае он жив, не потерял разум, а значит, способен не просто выполнять очередные приказы руководства. Теперь ему известно, кто он и кем был. Значит… Значит, следовало подумать, подумать не спеша и не увлекаясь. Многое должно проясниться, ведь его зачем-то вызвали в Столицу…

Майор вдруг представил, что он входит в Большой Дом на Лубянке, предъявляет удостоверение и направляется прямо… ну, хотя бы в кабинет Николая, то есть народного комиссара внудел Николая Ивановича Ежова. Интересно, что будет в этом случае? Как отреагируют «малиновые»? Он подумал и понял – никак. Скорее всего, внимательно изучат удостоверение, попросят немного подождать и перезвонят в НКГБ, после чего отпустят подобру-поздорову. А может, и звонить никуда не станут. К майору Павленко у НКВД не было претензий, а то, что он немного похож на сгинувшего врага народа Пустельгу, – невелика беда! В Ленинграде майор много раз заходил в Управление НКВД, и никто даже глазом не моргнул, хотя объявления о розыске туда поступали регулярно. Пустельга исчез, остался не помнящий родства Сергей Павленко, незаменимый специалист, живой детектор лжи, которого никто не даст в обиду.

Майор бросил последний взгляд на реку и не спеша направился дальше, по направлению к ЦПКиО. Надо было поглядеть, подышать воздухом: вечером предстояла работа, из-за которой его и вызвали в Столицу. Кому-то на самом верху понадобился автомат, умело сортирующий правду и ложь, чувствующий любые колебания подследственных и даже способный определить, далеко ли находится сбежавший из ГУЛАГа враг народа…

Теперь, после разговора с недоверчивым парнем Карабаевым, майор понял еще одну важную вещь. Его никто не станет лечить, это не нужно тем, кто распоряжается судьбою бывшего старшего лейтенанта Пустельги. Да, он постоянно бывал в госпитале, его осматривали, кололи лекарства и даже переливали кровь, после чего становилось немного легче. Что ж, автомат надо поддерживать в должной форме, для чего необходима профилактика. В автомобиле меняли масло – ему переливали кровь. Сергей был нужен таким, каким он стал.