Книга За стеной из диких роз - Саша Урбан

якобы, ушла в лес прятаться от охоты на ведьм. С тех пор целителей не появлялось, а лекари-студенты в такую глушь не заходили. «Конечно, они все в столицу рвутся, руки кровью умыть», — в сердцах говорили местные. Аннабелль не спешила им отвечать, лишь с жалостью представляя, как эти молодые люди будут стараться вырваться из сердца страны, куда когда-то так стремились.

Не найдя никого, кто мог бы помочь, девушка осталась в гостинице и принялась сама ухаживать за стариком: поила его самодельными лекарствами, настоями из трав и делала мази из того, что находилось на дне её походного мешка. Её знаний хватало для лечения сильной простуды и простых переломов. Про себя она благодарила лекаря, у которого прожила несколько недель предыдущей зимой. Тот обучил её своему ремеслу, рассказал немного о целебных растениях и дал с собой несколько книг по медицине, изучив которые девушка была уверена, что сможет продержаться до тех пор, пока не найдёт хоть какого-нибудь врача. Хозяин гостиницы быстро поправлялся. Своё выздоровление он приписывал к теплому вину, которым его (по его же настоянию) поила Анна, добавляя туда различные травы. Вскоре гостиница превратилась в лазарет. Первый пациент обеспечил Аннабелль клиентами, так что она могла забыть о том, чтобы покинуть Имфи. Приходили с простудой, переломами, обморожениями, некоторые прибегали из-за простых царапин, другие приходили просто поговорить с целительницей, спросить у неё: «А что ты думаешь?» и доказать ей, что она ничего не смыслит в медицине. Девушка отчаянно искала книги по медицине, а если находила — читала их запоем. Приходилось либо быстро учиться, либо как можно скорее бежать, но при виде людей, смотревших на неё, как на последнюю надежду, Аннабелль забрасывала походный мешок под кровать и шла к пациентам. К весне она неплохо освоилась и научилась мастерски сращивать переломы, зашивать раны и обрабатывать царапины. Она понимала, что многого не может: не умеет лечить воспаления или диагностировать тяжелые заболевания, но простому народу было достаточно умения справляться с простудой. Однако благодарностями за лечение оплатить долг не получилось и вскоре хозяин гостиницы всё-таки выставил девушку. Тогда-то Эмиль и Марион приютили её у себя и даже выделили ей отдельную комнату, где она могла принимать пациентов. Аннабелль чувствовала себя крайне неуютно, как будто она притесняла семью, вырывала кусок хлеба у гостеприимных хозяев, а те просто смеялись над её причудами.

В конце зимы Аннабелль и сама заболела. Несколько дней она пролежала в полубессознательном состоянии, говоря беспокоившейся за неё Марион, что просто устала. Женщина согласно кивала и, невзирая на протесты, поила девушку её же собственными лекарствами. Та не помнила этого и, немного придя в себя, говорила сидевшей у её кровати по ночам Марион: «Вот видите, всё хорошо. Мне просто нужно было отдохнуть». Та лишь улыбалась. Честно говоря, Анна была даже рада своей болезни: на несколько дней её оставили в покое. Этого было более, чем достаточно, чтобы найти ответ на вопрос: «что делать дальше?». Посетителей стало меньше, по городку распространилось возмущение, порожденное людьми, считавшими, что целители вообще не болеют. Несколько знакомых исправно интересовались здоровьем Аннабелль, а некоторые сердобольные соседки подолгу сидели с Марион на кухне, жалея девушку, как бы невзначай упоминая, что и их сыновья сожалеют о болезни Анны. К моменту выздоровления казалось, что весь город уже похоронил целительницу и не один раз.

Чем ближе подбиралась весна, тем чаще Аннабелль задумывалась о побеге. Она корила себя, называя такой поступок низким и трусливым, но надеялась покинуть город до того, как начнутся волны сезонных заболеваний. И вот, в день, когда подтаявший снег уже смешался с размякшей землёй, порождая хлюпавшую под ногами бурую массу, девушка вышла на улицу.

Первым её желанием было вернуться в дом, подальше от грязи, в которой прохожие утопали по щиколотки, порывистого ветра, отправлявшего эту грязь вперемешку с капелью в свободный полёт, от солнца, слепившего привыкшие к полумраку комнат глаза. Переборов своё отвращение к весне, совершенно отличавшейся от картинок в нежно-розовых тонах, какие можно было увидеть на страницах романов, Анна сделала первый шаг. Бурая жижа залилась в ботинки и намочила подол, так что девушке пришлось поднять юбки и, перескакивая с места на место, медленно продвигаться вперёд, лавируя между такими же скачущими людьми. Это зрелище было довольно забавным: мужчины и женщины пытались одновременно смотреть себе под ноги, чтобы не поскользнуться, и вперёд, чтобы ни с кем не столкнуться, здоровались со знакомыми, ругали погоду, интересовались здоровьем. Женщины ко всему прочему старались выглядеть если не изящно, то хотя бы женственно, насколько позволяла ситуация и их понимание женственности. Как правило, это заключалось в перепрыгивании с места на место маленькими шажками, поднимая за собой фонтаны брызг и истошно повизгивая. Аннабелль выбралась на более-менее сухое место, поморщилась и пошла вперёд, держась за стены домов, чтобы не упасть. Мимо пронеслись несколько повизгивавших девушек, а вслед за ними передразнивавшие их молодые люди, бежавшие смеющейся и хлюпающей стаей. Анна с улыбкой посмотрела им вслед и продолжила путь. Она собиралась выйти к реке и взглянуть, не вскрылся ли лёд и есть ли ещё возможность пройти по нему.

На главной площади Имфи полным ходом шла подготовка к празднику. В первый день весны в центр городка выставляли большие столы и все жители приносили на них угощение. Скорее, это был обмен оставшимися после зимы припасами в торжественной обстановке, когда у семей, находившихся на последнем издыхании от голода, появлялся шанс перехватить кусок солонины или мешок крупы. Столы уже утопали в весенней грязи, которую безуспешно пытались убрать несколько мальчиков, то и дело жадно поглядывавших на столы, как будто вот-вот по волшебству на них должно появиться угощение. Они махали лопатами и подтаявший снег летел в сторону, а потом стекал обратно. Казалось, что дети взялись вычерпать озеро. Аннабелль прошла к столам и одной из первых поставила корзину с пирогами, испеченными Марион, и бутылку вина. Вслед за ней подошли ещё несколько женщин с такими же корзинами, скромно топтавшиеся в снегу, и тут же отошли, совершив своё благое дело. Народу на площади прибывало: больше всего было людей с голодным видом, обступивших столы на почтительном расстоянии и жадно смотревших на появлявшееся угощение. Было видно, как в них борются желание как можно скорее взять еду и накормить свою семью и уважение перед традицией. Трапеза