Книга Гиви и Шендерович - Мария Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошенько заучи.
И, уже тетке:
— Да вы, мамочка, не тревожьтесь. Он не буйный… Во всяком случае, я пока еще с ним справляюсь…
Тетка поспешно привстала, вздохнула — грудь у нее обширно заколыхалась (Гиви стыдливо отвел глаза), и направилась к выходу.
— Пойду я, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, — вы уж тут сами…
И боком вышла из двери, которая тоже только притворялась дверью, потому что не открывалась, как всякой порядочной двери положено, а ходила в пазах.
Шендерович задумчиво смотрел ей вслед.
— Во-во! — в голосе Шендеровича прозвучало странное удовлетворение. Он задумчиво оглядел пустую каюту и тоже вздохнул.
Гиви мрачно поглядел на него.
— Что я делаю на корабле? — сухо спросил он.
— Плывешь, — рассудительно ответил Шендерович.
— Куда плыву? — забеспокоился Гиви.
— В Турцию.
— Зачэм в Турцию? — Неожиданно у него прорезался совершенно карикатурный акцент… Откуда, уныло думал он, устаившись на корявые большие пальцы ног, сроду же не было… От потрясения что ли? — Какая Турция, слушай?
— Челночим мы с тобой, — пояснил Шендерович. — Пару дней туда, сутки в Стамбуле, пару дней обратно. Подумаешь, делов-то, в Турцию сплавать. Да не волнуйся ты так, смотреть же страшно. Пойдем сейчас, позавтракаем… Нарзанчику выпьем, на палубе посидим, позагораем, на девок посмотрим. Чем плохо?
— В шезлонгах посидим? — оживился Гиви.
— А то…
Гиви продолжал глядеть на него исподлобья.
— Слушай, — шепотом спросил он наконец, — Я правда Ставраки, а?
Шендерович пожал плечами.
— На время, — сказал он, — только до Одесской таможни. Товар привезем и ты опять будешь Гиви… Как там тебя дальше?
— Месопотамишвили. — застенчиво сказал Гиви.
— Во! Опять Меспопотами… швили… Я ж говорю, на пару деньков… Ставраки, сука, загулял, с концами свалил, а теплоход уже, блин, дудит, билеты не сдашь — потеря пятьдесят процентов, а то и все семьдесят, а у меня у самого проценты тикают, да за перевес, суки, сдерут больше, чем весь товар стоит — квота у них… А так на троих разбросаем… Потом — мы бы с Алкой вдвоем сколько бы вывезли — по полторы на рыло, а с тобой уже, считай, почти пять… Со Ставраки, вернее…
Он мрачно поглядел на внушительные кулаки.
— Гад он, этот Яни, вот что я тебе скажу… Так людей подвести! Не подвернись ты, уж не знаю что бы и делали… Хорошо, паспорт у него я еще тогда отобрал, когда он по пьяни в фонтан ресторанный полез плескаться, а билеты все у Алки были.
— Я что? — ужаснулся Гиви, — по чужому паспорту еду?
— Кто сейчас на это смотрит, — успокоил Шендерович, — тем более, что ты один к одному эта сволочь Яни…
Он наклонился к Гиви.
— Ну чем плохо — задарма в Турцию прокатиться? Целые сутки в Стамбуле, и даже не свой паспорт. Гуляй — не хочу! Девок снимай, кути — все оплачиваю! В пределах разумного, конечно! Или нет — бабки выдам, на них гуляй! Сотню баксов выдам — на них в Турции можно неделю в гареме султана резвиться… Плюс десять процентов с дохода.
— Дэсять?! — Гиви слушал себя с омерзением.
— Ну хорошо, — торопливо согласился Шендерович, — пятнадцать…
— Дорожные расходы особо.
— Дорожные особо. — Шендерович дал роскошную отмашку, — чего уж там.
Гиви вздохнул. Ему хотелось свернуть Шендеровичу могучую шею. Да если б он, Шендерович, поговорил с ним, с Гиви по человечески, так мол и так, друг Гиви, помоги, позарез нужно, век буду… Разве он, Гиви, отказал бы? Не отказал бы! А тут — напоили, погрузили, как бревно бессловесное, и не в насилии дело, не в произволе — в обмане… Нельзя друга обманывать. С которым до этого мешал водку с пивом, которого хлопал по плечу, котрому говорил: «Хороший ты мужик, брат Гиви!». Теперь Гиви все это вспомнил. Так не помнил, а сейчас — вспомнил. Нехорошо это… Не по мужски… Не по дружески, в конце концов!
Так Гиви и хотел сказать Шендеровичу, взять вот и сказать что он, Гиви о нем, о Шендеровиче думает, но тут дверь каюты вновь поехала вбок и в проеме появилась Неалка, свежая, бело-розовая, светлые волосы заколоты зубчатой пластиковой бабочкой.
— Мальчики! — сказала Неалка, блеснув белыми зубами и ласково кивнув персонально Гиви, — мальчики! Кушать.
— Пошли, друг Яни! — Шендерович положил Гиви на плечо тяжелую ладонь. — Пошли, порубаем… Сразу полегчает. Шкары только не забудь.
— А? — рассеянно переспросил Гиви.
— Ботинки, говорю, надень… Некультурно оно как-то…
— А-а… — сказал Гиви.
* * *
— Минералки я тебе сейчас! Минералочки! — заботился Шендерович.
Гиви равнодушно кивнул.
Хорошо было кругом… мирно… По залу бойко курсировали молоденькие официантки, в панорамные окна лился перламутровый свет моря, чайки с криком метались над волнами в наглом ожидании пищевых отходов…
Рядом сидела Неалка, энергично управляясь с салатом. Второй соседкой оказалась давешняя баба из их каюты. Время от времени она подозрительно косилась на Гиви. Стул свой она явно старалась отодвинуть как можно дальше — насколько позволяла круглая форма стола. Зато Неалка сидела к Гиви вплотную и пару раз прижалась к нему крутым бедром. Компенсация за причиненные неудобства, цинично думал Гиви — дураком он не был. Циником, впрочем, тоже. Просто надругались над ним с особым цинизмом — и красавец Шендерович и Неалка эта… Им, значит, можно, а ему, Гиви, нельзя?
— Слушай, — он обернулся к Неалке, которая нагло взглянула ему в глаза, — а тебя-то как зовут?
— Так мы ж вчера на брудершафт с тобой пили, — она не отводила простодушного светлого взгляда.
— Не помню, — сухо сказал Гиви.
— Алла, — представилась Неалка. — можно Алка.
— Кучеренко? — с ужасом переспросил Гиви, поскольку мир опять утрачивал реальность.
— Почему — Кучеренко? Колесниченко.
— Ну, — великодушно разрешил Гиви, — это еще ничего.
— Знакомьтесь! — Шендерович вытянул длинную руку, обнял Алку, заодно прихватив и Гиви, и притиснув их друг к другу, — это, друг Яни, наш переводчик и гид… Она диссертацию пишет, представляешь? По трюкологии…
— Тюркологии, — поправила Алка, бесстыдно прижимаясь одновременно к Гиви и Шендеровичу, — но вообще, если честно, я компаративистикой занимаюсь. А тюркология это так, несерьезно.
— Чего ж челночишь? — упрекнул ее Гиви.
— А Мишка попросил!
— Ты кушай-кушай, друг Яни! — продолжал беспокоиться Шендерович. — Может пивка?