Книга Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Игоревна Тогоева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только после подробного исследования этих проблем, составив представление о некоем общем – культурном и правовом – контексте, в рамках которого существовали и действовали наши герои, мы перейдем к конкретным историям из их жизни – к сюжетам, что донесли до нас материалы судебной практики, а также (в редких случаях) источники иной жанровой принадлежности: хроники, личные воспоминания и переписка, памфлеты, теологические и дидактические сочинения, церковные документы и уставы ремесленных корпораций. Каждая глава второй и третьей частей книги станет рассказом о каком-то одном казусе, чаще всего связанном с определенным типом преступлений – содомией, проституцией, адюльтером, словесными оскорблениями, мошенничеством, убийством и т. д. Но занимать меня будут в большей степени не правовые последствия всех этих многочисленных злодеяний, для некоторых из которых у юристов эпохи Средневековья и Нового времени, по правде сказать, и не находилось порой точного определения. Значительно больший интерес для меня будут представлять сами герои этих историй – их личные переживания, их сложные взаимоотношения, их чувства друг к другу, их попытки стать – или хотя бы казаться – любимыми, удачливыми и, в конце концов, счастливыми. То, как именно они говорили о своей частной и интимной жизни в стенах суда, на что стремились обратить максимум внимания собравшихся, на какие уловки пускались, дабы оправдать свои действия, – вот что окажется в центре моего внимания.
* * *Первое издание «Дел плоти» вышло в 2018 г., однако уже успело превратиться в библиографическую редкость. А потому я была искренне благодарна своим друзьям и коллегам, создавшим паблик «Страдающее Средневековье» и одноименную книжную серию, за предложение опубликовать мою монографию повторно – теперь уже в издательстве АСТ. Для этого переиздания я не только еще раз вычитала весь текст, перепроверила данные источников и расширила библиографический список, но и включила в книгу совсем новые части, которые, тем не менее, все так же посвящены проблемам частной и интимной жизни людей Средневековья и Нового времени. Надеюсь, что эти порой просто любопытные, порой смешные и грустные, а иногда и вовсе удивительные истории заинтересуют читателей и позволят им окунуться в самую гущу повседневной жизни далеких эпох.
Часть I. Между историей права и исторической антропологией
Глава 1. Можно ли говорить о запретном?
Мои слова направлены… против тех, кто осмеливается рассуждать вслух о постыдных частях человеческого тела и об ужасных [сексуальных] прегрешениях,… против тех, кто думает, что не следует стыдиться того, что дано природой[9].
Эти слова Жана Жерсона (1363–1429) из проповеди Considerate lilia, произнесенной им в Наваррском колледже 25 августа 1401 г., возвестили о вступлении канцлера Парижского университета в хорошо известный историкам и литературоведам спор, предметом которого явился «Роман о Розе». Одним из основных вопросов этой дискуссии стала сама возможность публично обсуждать интимную жизнь человека или изображать ее во всех подробностях.
Как известно, «Роман о Розе» создавался на протяжении всего XIII столетия и традиционно приписывается двум авторам[10]. Первая его часть была написана Гийомом де Лоррисом, вторая – Жаном де Мёном, который настолько глубоко переработал все сюжетные линии, намеченные его предшественником, что вместо произведения, наполненного идеями и самим духом куртуазности, на свет явилась подлинная энциклопедия – «сумма знаний» эпохи развитого Средневековья об астрономии, астрологии, алхимии, философии, оптике и т. д. Далеко не последнее место в этом списке занимала та оценка, которую автор дал современной ему морали, что и принесло Жану де Мёну славу отъявленного женоненавистника. Роза, которой платонически поклонялся герой Гийома де Лорриса, из аллегории куртуазной любви превращалась во второй части поэмы в банальный сексуальный символ: ее следовало лишить девственности, поскольку главной задачей союза мужчины и женщины являлось, по мнению де Мёна, продолжение рода. Ради достижения столь важной цели автор предлагал использовать любые средства. Обман, подкуп, сводничество, соблазнение и даже колдовство – все это оказывалось допустимо и законно, и подобные стратегии поведения подробнейшим образом обсуждали персонажи «Романа», давая откровенные и весьма сомнительные с этической точки зрения советы лирическому герою, спешащему на поиски своей возлюбленной.
Именно благодаря своей женоненавистнической направленности «Роман о Розе» Жана де Мёна был крайне неоднозначно воспринят средневековыми читателями. На протяжении XIII–XIV вв. во Франции появился целый ряд произведений, содержавших критику поэмы: «Пантера любви» (Dit de la Panthère) Николя де Марживаля (1290–1328 гг.); анонимная «Песня песней» (Cantique des cantiques) конца XIII – начала XIV в.; краткий вариант «Романа о Розе» Ги де Мори (до 1290 г.), откуда были удалены все пассажи, ущемлявшие достоинство женщин; «Двор любви» (Cour d'Amour) Матье де Пуарье (конец XIII – начало XIV в.); «Паломничество человеческой души» (Pèlerinage de vie humaine) Гийома де Дигюльвиля (1355 г.); «Правдивое ди» (Voir-Dit) Гийома де Машо (1364 г.)[11]. Тем не менее, ни одно из этих сочинений не породило публичной дискуссии о достоинствах и недостатках «Романа»: первые подобные дебаты (и первые в истории мировой литературы, специально посвященные одному конкретному произведению[12]) состоялись во Франции лишь в начале XV в.[13]
Начало этому спору[14] положил трактат Жана де Монтрейя (1354–1418), секретаря Карла VI и прево Лилля[15], посвященный анализу второй части «Романа о Розе». Сочинение «первого гуманиста Франции», как его традиционно именуют в специальной литературе[16], до нас, к сожалению, не дошло, однако известно, что с романом он познакомился по настоятельному совету своего близкого друга и коллеги, еще одного королевского секретаря, Гонтье Коля (1350/1352-1418)[17]. Этим увлекательным, надо полагать, чтением де Монтрей занимался в апреле 1401 г., имея целью составить о нем собственное мнение и изложить его на бумаге в мае того же года[18]. Его трактат, очевидно, разошелся по Парижу в некотором количестве копий. Во всяком случае, помимо Гонтье Коля с ним смогла ознакомиться и Кристина Пизанская (ок. 1364–1431), которая уже в июне-июле 1401 г. отправила Жану де Монтрейю развернутое послание, резко критикуя его позицию и отрицая саму возможность положительного, с его точки зрения, эффекта, который способно было оказать чтение «Романа» на французскую публику.
Прево (т. е. королевский судья) Лилля, однако, не счел необходимым ответить поэтессе лично. В одном из своих посланий неизвестному адресату[19], касающемся «Спора», он сравнил ее с афинской гетерой Леонтиной, любовницей
