Книга Продавщица: Назад в пятидесятые - Анна Наумова

этого неделю меня запирали в туалете до вечера.

К слову, щенок Димульке на второй день надоел - когда парнишка допер, что он не только мило лижется, строит глазки и садится по команде. Щенок скулил по ночам, иногда начинал рычать без причины и кидаться, гадил среди комнаты, а еще с ним нужно было заниматься, водить к врачу и приучать к прогулкам. Димульки хватило ровно на два дня. Потом он вернулся с прогулки один, состроил грустную физиономию и сказал: "Собачка убежала... Я гнался за ней, гнался, но не догнал...". Плак-плак. "Вот если бы с собачкой гуляла Галя, она бы точно не убежала. Но Галя заставила меня". Я выслушала очередную порцию ора и удалилась в комнату, мысленно пообещав себе когда-нибудь залепить хорошего леща любимому братцу.

А на следующий день к нам на порог заявился сосед, который поведал следующее: Димасик просто выбросил щенка в мусорный контейнер, и его там едва не придавило обломками стула, который выкинули вышедшие следом другие соседи. Дядя Петя принес скулящего щенка и, не стесняясь в выражениях, предложил на выбор: либо он всем соседям рассказывает о зверствах Димуленьки, либо просто оставляет щенка себе и делает вид, что ничего не видел. Родители, конечно же, не поверили ни единому слову соседа, ибо братец в их глазах был чистым ангелом, но согласились на второе. Сосед забрал собаку себе, и всего через год она превратилась в веселого, послушного, воспитанного и ухоженного пса, любимца всего двора. Дядя Петя не жалел ни времени, ни денег на собаку: лечил, кормил, гулял, оплачивал занятия с кинологом. Видя меня на прогулке, пес всегда вилял хвостом и охотно давал лапу.

История со щенком со временем забылась, но временами всплывала на семейных застольях и преподносилась под соусом: "Из-за Гали нам пришлось отдать Мухтара, а мы его так любили..."

Замуж я так и не вышла. Работать я начала рано, на свидания особо времени не было. Устроилась кассиром в магазин у дома, как было велено, да и осталась там. Сейчас мне сорок девять, и вешу я под сто килограмм. А когда устраивалась, весила пятьдесят, и носила сорок четвертый размер вместо теперешнего пятьдесят шестого. После работы я мигом бежала домой - делать уроки с Димочкой, а именно - пытаться вдолбить в его пустую ленивую голову, почему семью восемь - пятьдесят шесть, а не сорок два. Учиться Димуленька не любил и не хотел. Мама с папой, которые видели чадушко чуть ли не студентом МГИМО, щедро давали ему деньги на репетиторов, которые он благополучно просаживал в ближайшей пивной. Однако платное обучение они не потянули, а на бюджет Димулик так никуда и не попал. И все, естественно, потому что "Галя с ним плохо занималась".

В девятнадцать лет я встретила Толика. Толик был невысок, лыс, коренаст, работал охранником в магазине возле нашего дома и жил с мамой в двух кварталах от меня. Помимо мамы в маразме, которая квартировала в однушке пять кошек, подобранных на помойке во дворе дома, у Толика имелись только аттестат об основном общем образовании и отсутствие переднего зуба. В юности он занимался боксом и как-то раз решил продемонстрировать пацанам во дворе, как хорошо умеет прописывать двоечку. Вставлять имплант Толик не собирался - он говорил, что так похож на хоккеиста Овечкина. Естественно, Толина зарплата на зарплату Овечкина ну вот никак не походила.

Внимания я на него, естественно, сначала не обращала. Да и не до свиданий было. Димулька то сходился, то расходился с очередной пассией. Сейчас ему тридцать пять лет и три брака за плечами. Первая жена от него ушла, сбагрив на него своего годовалого ребенка от первого брака, и благополучно растворилась в закате. Родня, естественно, считала, что хорошая тетя - это та, которая сидит с племянником, пусть и не родным, все свое свободное время. Так я еще на несколько лет засела в няньки на все свои выходные. Надо ли говорить, что последующие две супружницы братца также куда-то подевались, и тоже бесследно.

Толик мне поначалу не особо понравился. Однако постепенно я и сама не заметила, как переехала к Толику в его однушку и влезла в застиранный халат, который не снимаю по сей день. Если меня сейчас кто-нибудь спросит, как меня угораздило с ним связаться, я так и не смогу ответить. Странно, но после родительской трешки, в которой всегда хотелось повеситься, крохотная однушка мамы Толика поначалу показалась мне теплым уютным гнездышком. С кошками я поладила, даже закидоны впадающей в деменцию Толиковой мамы поначалу меня не напрягали. Видимо, просто радовалась, что наконец свалила от родителей.

Со временем, однако, пришло понимание, что хрен редьки не слаще. Будущая свекровь почему-то была уверена, что я должна быть по гроб жизни благодарна ей за то, что мне разрешили жить в ее квартире, заботиться о ней, ее сыне и ежедневно чистить кошачий лоток и свою одежду от комков шерсти.

- Мой сыночка любит только паровые котлетки! - вопила она мне, потрясая перед моим носом замороженными полуфабрикатами.

- Так приготовьте ему, - безучастно отвечала я, придя домой после двенадцатичасовой смены. - Я устала, сил нет. А вообще Ваш Толичка сегодня выходной, мог бы и сам себе что-нибудь приготовить.

- Дрянь! - неизменно отвечала мне она и пряталась у себя в комнате.

Так и проходили мои дни. Одно и то же - изо дня в день. Уже много-много лет. И завтра будет еще один день. Еще один унылый и безрадостный день...

Глава 2. С утра пораньше

Над моим ухом раздавалась приятная звучная и очень романтичная мелодия... Какая же она красивая! Щебетали птички, просыпалась природа, шумел лес, журчал ручеек где-то неподалеку... Я потянулась, не открывая глаза, и повернулась набок, чтобы лучше ее слышать. Как же хорошо! Наверное, я сейчас на летнем отдыхе в палатке, куда нас вывезли вместе с классом... Сейчас проснусь, согрею себе чайку на костре и буду наблюдать восход солнца... А потом - за грибами. Лето, каникулы... Жизнь хороша!

Однако мелодия становилась все громче и громче, становилась не такой приятной и наконец начала надоедать. Усилием воли я разлепила сонные глаза. Ну точно! Размечталась я зря... Я - не школьница, и ни в каком летнем палаточном лагере не отдыхаю. Да и не ночевала я никогда в палатке отродясь. Никакой ручеек рядышком не журчит, и птички не щебечут. За окном - зима,