Книга Комната - Виталий Григорьевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В хорошие времена Развалину окружал сад. Теперь сада не было, вместо него — прямоугольник идеально скошенной травы, огороженной железной сеткой. Снаружи Развалина походила на церковь. Острые фронтоны, на каждом флюгер, вроде креста. Огромные окна. Зато внутри царили разруха и запустение. Обои, отстающие от стен, истертые полы, скрипучие лестницы с расшатанными перилами.
Внутри Развалина казалась ветхой. Сотрясаемая порывами ветра, дребезжащая всеми окнами, когда лил дождь, скрипящая многими дверями — постоянно, она целиком и полностью была верна своему прозванию.
Но снаружи здание было другим. Развалина казалась высеченной из камня, может быть из целого утеса. Она выглядела прочной, незыблемой и вечной, окруженная железной сеткой, лужайкой и нелепыми слухами.
Развалина заключала в себе болезненный, бледно-тревожный мир, неспособный породить ничего нормального — все как с настоящим камнем: если его перевернуть, то увидишь, что под ним ничего не растет, только белесая трава и земля, в которой копошатся мокрицы и личинки жуков.
Самое дешевое жилье в городе. Каким еще оно могло быть? Когда он встречал соседей, они тотчас ускоряли шаг и стремились побыстрее скрыться в своих убогих квартирках. За годы, что он прожил в Развалине, он не смог свести ни с кем даже шапочного знакомства. Жильцы избегали смотреть ему в глаза, и ответом на приветствие всегда была тишина.
Развалина со всеми ее жителями считалась необитаемым островом, оторванным от остального мира. Здание планировали снести, но у городской администрации все не доходили руки. Здесь он и поселился с |||||||||||||||. Денег на другое жилье не было.
Сестра обижалась, что он никак не может выдумать ей кличку и все зовет «сестра» или «сестренка».
— Придумай, черт возьми, мне какое-нибудь классное прозвище! Например, там, Бритва, Акула-убийца, Бестия, Мисс Очаровательные Сиськи или Та-что-работает-по-шестнадцать-часов-в-день-и-никак-не-может-выспаться.
Она забрала его из приюта год назад. Было много бумажной возни, но Мисс Очаровательные Сиськи сражалась до последнего и добилась, чтобы ей доверили опеку. И почти сразу они перебрались из уютной, но совсем крошечной квартиры на окраину города.
||||||||||||||| приходилась ему двоюродной сестрой. Когда она уехала с родителями в другой город, ей едва исполнилось девять. Ему — четыре. После долгой разлуки ||||||||||||||| взбрело в голову найти родных. Нашелся только он. ||||||||||||||| был нужен ребенок, который знает сто два знака после запятой числа пи. Выбор был невелик.
Что случилось с его отцом и матерью, он не знал. Все его близкие — двоюродная сестра. Родителей сестры, которые в свое время отказались принимать его в семью, в расчет можно было не брать.
||||||||||||||| вставала ни свет ни заря и тащилась через весь город на работу. Являлась она только к вечеру, смертельно уставшая. Он готовил еду и делал все, что было в его силах.
Сестра мечтала, что он станет знаменитым на весь мир человеком — ученым, доктором каких-нибудь наук, и тогда прощай замороженная еда и полуфабрикаты. Она была единственной, кто верил в него, черт ее знает почему.
* * *
Он сидел в классе и маялся от жары. Класс был коррекционным. Туда директриса и педагоги ссылали совсем безнадежных учеников.
Вроде него.
На окнах густая сетка. Сегодня погожий денек, и у всех словно соты на лицах. Пугало бубнил себе под нос и водил мелом по доске. Ему было безразлично, слушают его или нет. Пугалом Пугало звал не только он, а вся школа. Одежда, которую носил Пугало, всегда оказывалась ему либо велика и болталась как на швабре, либо мала: из рукавов рубашки торчали длинные тощие руки, воротник намертво сдавливал шею. Как если бы у Пугала не было своей одежды и он донашивал какую придется.
Он думал о них всю неделю. О детях из Дома-без-дверей. Спустившись с ангара на землю, он явился в отделение и рассказал о доме номер четырнадцать.
Когда детей освободили, журналисты набросились на него с вопросами, точно свора бешеных псов. Его фото даже напечатали в газете. Будто целой книги было мало.
Непросто завести друзей, когда ты постоянно оказываешься в центре внимания. Люди начинают думать, что ты слишком высокого мнения о себе.
Полиция забрала Улитку и всех остальных из Дома-без-дверей и отправила в социально-реабилитационный центр, где было полно этих самых дверей и еще больше замков. Дети пропадали и раньше. Их искали. Привлекали полицию с собаками и волонтеров с листовками.
Дети пробыли в центре несколько дней. Все это время они не уставали повторять, что жили в доме номер четырнадцать на Зеленой улице. Их поселили в одну комнату. Даже вернули Улитке ее ящик — только тогда истерики прекратились.
Улитка и остальные не любили выходить из комнаты. Нужно, чтобы кто-то непременно шел впереди и открывал двери. Всякий раз, как надо идти на обед, ужин или в уборную, кто-нибудь из воспитателей превращался в швейцара. Это он узнал от Третьей.
Он перевел взгляд на доску. Пугало все бубнил. Вот ведь какая штука, учителей всегда интересуют имена. Например, имя человека, который изобрел паровой котел. Он мог бы рассказать о принципах работы котла, нарисовать его, если надо, но учителей интересовало лишь имя. Остальное оставим на потом. С литературой было сложнее всего. Имена героев, имена писателей, имена критиков и черт знает кого еще. Нет предмета кошмарней.
Он встал и пошел к двери. Пугало осоловело моргал ему вслед. Ученики не подняли голов. Он вышел в прохладный коридор и стал подниматься на второй этаж.
Третья ела яблоко и что-то писала в блокноте.
— На сегодня отучился? — спросила она с набитым ртом.
— Может, начнем с того места, где остановились в прошлый раз?
Ему нравилась Третья — потому что она правда хотела помочь, а не опубликовать очередную статью в научном журнале. Какой, интересно, окажется Четвертая?
— Не получится, — сказала Третья, доедая яблоко. — На меня столько всего повесили. А у меня компьютер сломался. — Она бросила огрызок в корзину для мусора.
— Узнала что-нибудь про детей?
— Ну, они все еще сильно напуганы. Психологи пытаются с ними разговаривать, но без толку.
