Книга Запретная любовь - Владислав Иванович Авдеев

такого? Молодец, от нее не убудет. Их вообще всех надо на сто рядов пере…!

– Он собирается на ней жениться.

– Что? – вытаращил глаза Шипицин. – Почему сообщаешь только сейчас, а не тогда, когда между ними только начиналось? Этого нам только не хватало, да это пятно на всю районную организацию. Это дискредитация чистой воды. Вызовем его на бюро и пропесочим хорошенько. Ты хоть говорил с ним, убеждал?

– И слушать не хочет. «Люблю». «Женюсь».

– Чертов азиат! Ладно, об Алексееве поговорим потом. Пошли, приехал товарищ Смирнов из области, новенький, вместо Зотова. Наверное, будет мылить шею за лесозаготовки.

Товарищ из области, моложавый, прилизанный и очень довольный собой, работу парторганизации района раскритиковал, особенно за отставание по лесозаготовкам, досталось и колхозам. В конце своей критической речи Смирнов поинтересовался о житье спецпереселенцев и спросил, как уживаются с ними местные жители. Как человеку новому, ему все было интересно. И тут секретарь райкома допустил ошибку, ляпнул, не подумав о последствиях:

– Нормальные отношения, товарищ Смирнов, привыкли, сколько лет вместе. Председатель сельпо Алексеев даже жениться собирается на выселенке, такая у них жгучая любовь.

– Алексеев коммунист или беспартийный?

– Коммунист.

– И вы так спокойно говорите о том, что член партии связался с вражеским элементом и дискредитирует партийную организацию района. Где ваша политическая бдительность? Партия и товарищ Сталин не раз предупреждали, что борьба не окончена, что нужно быть готовыми к пресечению малейших проявлений, идущих вразрез с интересами партии и народа. Какие вы предприняли меры, чтобы вырвать Алексеева из вражеских сетей?

– Собирались разобрать на бюро его персональное дело и, если он не порвет с выселенкой, поставить вопрос о его исключении из партии.

– А если немецкому отродью только этого и надо – вырвать Алексеева из рядов партии, ослабить наши ряды? Вы об этом подумали? Мы не можем этого допустить. Что вы еще можете сделать?

– Перевести спецпереселенку на другой лесоучасток.

Смирнов скривился:

– Плохо у вас с психологией, товарищ Шипицин. Иногда большие расстояния только сближают. Алексеев начнет мотаться на тот участок, во вред делу, которое ему поручено, нагородит глупостей, а пятно ляжет на райком. Нужно что-то другое, эффективное. Нужны быстрые, решительные действия по пресечению этого. Я повторяю, быстрые. Неужели вы не понимаете, своими непродуманными действиями Алексеев ставит под сомнение решение партии и правительства, и промедление недопустимо. Такой вопрос надо решать одним махом, одним ударом разрубить этот узел…

Неизвестно, что имел в виду Смирнов, призывая решить дело Алексеева одним махом. Часто большие начальники говорят долго и складно, наслаждаясь своим умением, и не всегда вникая в то, что вылетает из их уст. Говорят, и всё. А подчиненные мучаются, не понимая, чего же хочет от них начальство, и принимают решение на свой страх и риск.

Шипицин понял слова Смирнова как команду к немедленному действию и попросил после совещания остаться Ножигова и начальника милиции Дрюкова.

– Слышали, что Смирнов сказал? Рубить надо сразу. Какие будут предложения?

– Можно посадить Марту за прогул. Пусть посидит в тюрьме. Глядишь, за это время Алексеев и одумается, – предложил Дрюков.

– Какой прогул? Марта Франц никогда не опаздывает. Никто не опаздывает. Немцы – они работящие. А ты – прогул, – угрюмо сказал Ножигов, ему совсем не понравилось предложение Дрюкова.

– А ты перед работой вызови ее к себе, подержи подольше, а бригадир пусть запишет прогул. Все очень просто. Ты что, первый раз замужем?

– Да ты представляешь…

– Все, все, все, – замахал руками Шипицин. – Меня нюансы не интересуют. Главное, выполнить поручение товарища Смирнова. Идите и считайте это партийным заданием.

Распрощавшись с секретарем, вышли в коридор, и Дрюков предложил:

– Пошли ко мне. Посидим, поговорим, водочки примем. И хорошенько все обмозгуем.

Был Дрюков ростом с Ножигова, но телосложением не вышел – кожа да кости, лицо в морщинах, да еще седина. И это в сорок лет. А вот его жена Антонида Власовна, пышнотелая красавица, излучала здоровье и выглядела намного моложе мужа. Всякое поговаривали про нее в районе, но тишком и с оглядкой, уж очень крутой и непредсказуемый характер был у Дрюкова.

Гостю Антонида Власовна обрадовалась, быстро накрыла стол, выставила водку. Пила она наравне с мужчинами и никогда не пьянела, лишь становилась веселей. Вот и в этот раз завела патефон, вытащила из-за стола Ножигова, закрутила в танце – несмотря на свою грузность Ножигов был отличным партнером, и Антонида Власовна это знала, так как Ножигов был у них частым гостем. И как же она огорчилась, когда Дрюков попросил ее на время оставить его с Ножиговым наедине для серьезного разговора.

– Все бы ей петь да танцевать, – вздохнул Дрюков, прислушиваясь к шагам жены, – мои заботы ее не интересуют. И кто бабам такую власть над нами дал? Знаешь, Леонид Мартынович, лично я ничего не имею против, если коммунист сойдется со спецпереселенкой. Была бы баба хорошая. Хуже будет, если она выйдет за своего, за такого же спецпереселенца. Кого они нарожают? Да таких же, обиженных на Советскую власть. А у коммуниста и дети будут, что надо, их только правильно воспитать. Но Алексеев! Ты же знаешь, эта сволочь угробила мою жизнь. Уже готов был приказ о повышении в звании и о переводе меня в область. И тут этот гад засадил мою сестру в тюрьму, – Дрюков стукнул кулаком по столу. – Понимаешь, что это значит?

Ножигов согласно кивнул, он уже много раз слышал эту историю, которую подвыпивший Дрюков повторял с назойливой настойчивостью.

– Раз близкий родственник в тюрьме, я вообще не имею права работать в милиции. До сих пор жду, что меня вот-вот снимут с должности. А я за эти годы так бы в области развернулся, показал, на что способен. Я Алексеева каждый божий день проклинаю, он ведь мою сестру ни за что под тюрьму подвел. Сволочь! Свое воровство прикрывал. А у меня, кроме Фаины, родных нет, – Дрюков смахнул слезу и опрокинул в рот стакан водки. – Понимаешь, никого, вдвоем мы с ней на белом свете. Как могу я простить это Алексееву? Ни за что! Он мой самый заклятый враг! Бедная Фаина…

Ножигов знал, как было на самом деле. Фаина работала в Красном завскладом сельпо, прежний председатель пьянствовал, подписывал бумаги не глядя, и Фаина, пользуясь этим, хорошо нагрела руки. Крала она напропалую, а потом настрочила на председателя письмо в органы, мол, председатель ворует, пропивает народное добро. Из района нагрянули с проверкой, обнаружили большую недостачу, и председатель получил приличный срок. Вместо него прислали уроженца этих мест молодого Алексеева, серьезного, непьющего. Но Фаина то ли понадеялась на защиту брата, то ли подумала, что легко обманет такого молодого руководителя, а может, просто уже не могла остановиться – продолжала воровать. Не забывала и